Новогодний роман - [41]

— В самом деле, Иван Никифорович, не закусить ли нам? — сказал Дудилов.

— С удовольствием, Подифор Савельевич.

Легкая тень скользнула по лицу Гасана Гасановича после предложения Подифора Савельевича. Курузак шевельнулся: он тоже не одобрял таких фамильярных отношений Дудилова и его помощника. Манана разложила плов по тарелкам. Дудилов скрутил пробку и налил вина в четыре стаканчика.

— Курузаку не предлагаю. Знаю, кроме пургена по государственным праздникам, он ничего не употребляет. А ты, Мананочка, уважь. Уважь старого воздыхуна.

Манана посмотрела на Гасана Гасановича, тот согласно кивнул.

— Давайте, ребята. — провозгласил Дудилов. — Чтоб не только по обязанности, но и по взаимному желанию.

Они выпили. Дудилов и Рыба налегли на плов. Постукивали ложками от неземной вкуснотищи.

— Кудесница, ты, Мананочка. — приговаривал Дудилов. — Что и говорить на все руки мастерица.

— Скажешь тоже, Подифор — в границах дозволенного мужем Манана позволила себе оттаять. — Ты к нам по субботам приезжай. Мы целый огромный стол готовим.

— Э-э-э, женщина. — протянул Гасан Гасанович — Мою работу на себя взяла. Сколько раз предлагал? Скажи, сколько? — обратился он к Дудилову.

— Много Гасан, много. — салфеткой Дудилов оттер губы. — Дела все, понимаешь. Дела меня грешного к земле гнут. Нет времени иногда и глаз поднять.

— Дела. Какие дела. Есть друг и дела есть. Нет друзей и дел никаких нет.

— Сдаюсь — шутливо поднял руки Дудилов — В следующую субботу буду. Иван Никифорович отметьте там свободный часок.

— Угм — отвечал Иван Никифорович ртом, набитым жадно, под самую верховинку, вкуснейшим пловом Мананы.

— Хоть часок и то хорошо — процедил сквозь зубы Гасан Гасанович.

Прозвенел мелодичный из советских времен квартирный звонок. Курузак скользнул к выходу. Гасан Гасанович заулыбался, предвкушая приятную встречу.

— А вот и гость.

Манана тоже улыбнулась, а Подифор Савельевич сердито пробурчал.

— Теперь жди комедию.

— Подифор, ты не справедлив к мальчику — попробовал убедить Гасан Гасаныч Дудилова — Понимаешь…

Но тут его довольно невежливо перебили.

— Здорово колодники! Все зелье злое варите? Салават Юлаев вам общий от мон пера.

На пороге стоял Антон Фиалка. Бодрый, задорный, боевой и не отсюда человек. В руке он держал кожаный деловой кейс.

— Антоша — недозволенно громко воскликнула Манана.

— Салют тетушка.

— Гасан Гасанович неуклюже засуетился и стал похож на доброго дедушку.

— Сынок. Приехал наконец. — расцеловал Гасан Гасанович Антона в пухлые румяные щеки. — Проходи. Садись. Покушай чего-нибудь. Манана не сиди.

— Поел дядюшка Гасан. Налопался так, что стыдно перед всей Черной Африкой и островом Занзибар. Как подумаешь, что голодуют, бедные, от зари до зари так мучительно больно становится за все бесцельно съеденные гамбургеры.

Поднялся и Подифор Савельевич.

— Здравствуй Антон Юрьевич.

— Подифору Великому слава. Берсекеру твоему не меньшее аллилуйя — поклонился Антон Ивану Никифоровичу. — Не спешите. О! Не спешите, многоуважаемая Рыба, семейства архивариусов, рода чернильных промокашек. Прожуйте сначала ваше здрасте.

— Как отец, Антон — спросила Манана, когда Фиалка уселся между ней и Гасан Гасанычем. — Мы так давно его не видели.

— Давно Юречик не откликался — присоединился к Манане Подифор Савельевич.

— Стареет мастодонт. Плачет все. На пенсию просится, копчик на грядках поджаривать, хворобу ревматизную изгонять. Но на самом деле, никуда ты каменюку этого не сдвинешь. Так в землю врос, что всех червей под собой задавил. Да, что я вам рассказываю. Сами поток тоньшить умеете.

— Слышишь, Гасан, как старшее поколение полощет. Мы не заслужили такое, Антон. Мы же все для вас.

— Неправда твоя Савельич. Все для себя всегда стараются за редким исключением. Вы отцы по отношению к нам именно так и поступаете. Шифруете наше будущее своим кодом. Я вообще думаю. Лучше не мамки не было, не папки.

— Что же вместо них предлагаешь — ехидно поинтересовался Подифор Савельевич.

— Ничего. Пусть люди, как зерна, просыпаются из руки на землю. Что взойдет, то взойдет. Значит так нужно. Остальное пусть гибнет.

— Антон! Что говоришь такое? — вступил Гасан Гасанович. — Семья. Семья самое святое, Антон. Отец твой, мы. — щедрым жестом Гасан Гасанович захватил и Подифора Савельевича. — Всегда поможем. Приютим и пожалеем.

— Знаю, дядюшка Гасан. — сердечно Антон тронул Гасана Гасановича за локоть. — Но я не об этом.

— Правильно, Антон Юрьевич говорит — неожиданно поддержал Антона Дудилов.

— Ты Подифор о чем таком соглашаешься?

— Гасан, ты не спеши. Давно думал. Не натурально вокруг как-то. Обложили кругом. Препоны всякие, законы. Что получается? Зайцы волков отстреливают. Антоша про естественный ход говорит, когда все наоборот, чем сейчас должно быть.

— Прозит, Савельевич. В самую оттопыренную мочку засандалил.

— Только как ты пса шелудивого от волка отличишь? — заключил Гасан Гасанович.

Его вопрос подвис в воздухе, и Курузак покинул свое безопасное убежище. Он положил на стол перед Антоном переносную лопатку Соритэкса, электрической машинки для проверки денег.

— Антон Юрьевич, мне кажется, вам это понадобится?