Ночной корабль - [12]

Шрифт
Интервал

Когти в сердце твое вонзила, –
В сердце пять огнестрельных ран.
В целом мире только – могила,
Молчанье и океан.
И где-то, за океаном.
Мне так страшно плакать одной
О нежном, о бедном, о странном.
Что было Тобой и Мной.
1936
* * *
Приглажены волосы жесткие.
Пальцы в чернилах.
Мальчик в старой матроске,
Милый из милых.
Фотографии в стеклах
Наклонили желтые лица.
А эта, самая блеклая,
Почти что снится…
Знали воина, зрелого мужа.
Всё, что было потом.
Но никому не нужен
Мальчик с обиженным ртом.
Только я берегу наследство.
Уходящий последний след:
Его забытое детство,
Его одиннадцать лет.
1936
* * *
Томиться над тетрадями пустыми,
Всю ночь не спать, и в папиросном дыме
От вздоха улетающее ими
Чертить остывшим пеплом
Знать, что ты умер, что тяжелым склепом
Задавлены незрячие глаза…
И падает холодная слеза…
Моих ночей опустошенных мука
Без музыки, без малого луча.
По мертвым клавишам стуча,
Скользит рука и не находит звука.
Из сердца твоего растет трава.
А я живу.
Но разве я – жива?
1937
* * *
Жизнь уйдет, и ничего не даст она,
Как ни задыхайся, ни моли,
Только лента от венка распластана
В вековой, кладбищенской пыли.
Только ворох писем в яме мусорной
Да пустые ящики стола.
Всё, что было нежного и грустного,
В день уборки заметет метла.
Что нам души дымные и синие,
Распыленные в нирване сна?
Кто вернет нам просто утро зимнее.
Желтый снег на выступе окна?
Холодно сияет небо вешнее,
Холодно мерцает россыпь звезд…
Ах, любовь! – Она такая здешняя,
Горькая и теплая до слез.
Нас самих в пустыне жалят аспиды,
От венцов колючих лбы в крови.
Мы и сами проданы и распяты
На крестах заплаканной любви.
Как же Ты, в Твоей жестокой Вечности
Не опустишь виноватых глаз
Перед страшной смертью человеческой,
От которой никого не спас?
1935
* * *
Я никуда не приведу,
Не помогу найти звезду.
Не жди ни близко, ни вдали:
Я только зеркало земли.
Тьму отражаю, свет ловлю,
Ни тьмы, ни света не люблю.
В холодном зеркале равны
И я, и ты, и боль, и сны.
Когда пройду (как всё прошло!),
Обрежешь сердце о стекло.

ЛИЛИТ

Третья книга стихов

(Париж, 1955)

ЛИЛИТ
Лилит улыбалась в тумане зеркал,
Лилит появлялась в расселинах скал,
И падали листья, и время текло
В лесные пруды, в золотое стекло.
Был огненный вечер над морем разлит.
И в море купалась и пела Лилит.
Точеные рожки в багрянце кудрей
Изогнутой лирой сняли над ней.
Не Ева, не Ева, – сестра мне Лилит,
Она мне гореть, не сгорая, велит
В разливе пожара, а зверином зрачке,
В ночном светляке, в золотом угольке.
Во всем, что сверкает и брызжет огнем,
В живом, ослепительном горе моем.
КОРАБЛИК
Туман. Дожди. Потемки. Гарь.
И облетелых листьев клочья.
Как будто злая ведьма ночью
Стенной трепала календарь
И, четырем ветрам предав.
Метлой швырнула в непогоду.
В зеленом сумраке канав,
Последний раз гнилую воду
Позолотив огнем сухим,
Весь в паутине обветшалой,
Кораблик-лист, слепой и шалый,
Мне сердцем кажется моим.
БУТЫЛКА
В бутылке старого вина
Давно иссякла кровь густая.
Сок источившая до дна.
Она в пыли лежит, пустая.
Но замени в ней бывший хмель
Твоих стихов ночным дурманом
И к берегам иных земель
Отправь скользить по океанам.
Пусть буйный вал взметет ее
До облаков и кинет мимо,
Пусть имя бедное твое
Через стекло богам незримо, –
Из всех падений, всех неволь
Горящих слов спасутся души.
Твои стихи морская соль
Острее сделает и суше,
И благородством старины,
И дальних странствий ореолом
Они подернуться должны,
И станет каждый стих тяжелым.
Когда просящая рука.
Разбив бутыль, страницы вынет.
Через моря, через века
Вино испытанное хлынет.
Но, словно солнцем озарен.
Тот, кто упьется дивным током.
Что будет знать, что вспомнит он
О созревании далеком?
О том, что в дымной, древней мгле
Всё тот же звук, и чист, и верен,
Был недослышан на земле
И на столетия потерян.
ТЕМПЕРАТУРА СОРОК
Когда температура сорок
И первобытный дремлет мрак,
Когда никто тебе не дорог
И безразличны друг и враг,
Тогда из сонного качанья
Слова прийти к тебе должны
О запевающем молчанье,
О расцветанье тишины.
И ты, в бреду, дойдешь до сути,
Горя, прозреешь и поймешь
С сороковой ступени ртути
Свою пророческую дрожь.
Не уступай беззвучной бездне,
Не падай на глухое дно,
Но в темном хаосе болезни
Найди сокрытое зерно
И рассеки одним ударом,
Пока ступень раскалена,
Пока твоим согрета жаром
Чешуйка малого зерна,
Пока в неповторимом зове,
Томленье озарив твое,
Из тайников кипящей крови
Встает иное бытие…
АНГЕЛЫ
Как могут ангелы сойти
К нам по воздушному пути.
Когда навстречу им, рыча,
Летит стальная саранча?
Как белым перьям уцелеть,
Цепляясь за сплошную сеть
Дымящих фабрик, поездов
И телеграфных проводов?
И все-таки, в ночи, тайком,
Израненные, босиком,
Они бредут едва-едва
И прячут звезды в рукава.
Но кто из нас, больной и злой,
Томящийся во тьме гнилой,
Не вспомнит, улыбнувшись вдруг,
Что получил из чьих-то рук,
Хоть раз, глоток живой воды
С зеленым отблеском звезды!
РАДОСТЬ
Сегодня утром красный жук
На подоконник влез украдкой.
По нитке шелковой паук
Спустился над моей тетрадкой,
В саду шиповник бросил мне
Цветок раскрытый на колени,
А ночью маленькие тени
Писали буквы на луне.
Ах, что-то будет?.. Всё кругом
Дарует смутную примету.
Не радость ли, бродя по свету,
Зайдет случайно в этот дом?
МУЗЫКА
В каком горниле расплавишь,
В какие слова вольешь

Рекомендуем почитать
Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Говорит Черный Лось

Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.


Моя бульварная жизнь

Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.


Скобелев: исторический портрет

Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.


Подводники атакуют

В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.


Жизнь-поиск

Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».


Морозные узоры

Борис Садовской (1881-1952) — заметная фигура в истории литературы Серебряного века. До революции у него вышло 12 книг — поэзии, прозы, критических и полемических статей, исследовательских работ о русских поэтах. После 20-х гг. писательская судьба покрыта завесой. От расправы его уберегло забвение: никто не подозревал, что поэт жив.Настоящее издание включает в себя более 400 стихотворения, публикуются несобранные и неизданные стихи из частных архивов и дореволюционной периодики. Большой интерес представляют страницы биографии Садовского, впервые воссозданные на материале архива О.Г Шереметевой.В электронной версии дополнительно присутствуют стихотворения по непонятным причинам не вошедшие в  данное бумажное издание.


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.