Нил Сорский - [88]
Автор послания, называя Германа «бегуном», упрекал его в том, что тот не послушал совета духовника и нарушил обет монашеского послушания: «Ты отбегл креста, сиречь подвига, своим нетерпением чернеческого завета, отдал живот и Царство Небесное на худеи вещи, утешая тело свое лакомством и слабостию и маловременным мечтанием, и глаголеши себе: „Что ми сего лучши: по своей воли лягу, по своей воли встану, и все — воля моя“»[446]. По просьбе отца Германа автор послания еще просил монаха «не держать совета с Пенкою ни о чем».
Прозвище «Пенько» (или «Пенко») в начале XVI века носил князь Даниил Александрович, сын последнего ярославского князя Александра Федоровича Брюхатого, который уступил свою вотчину Ивану III в 1463 или 1471 году[447]. Данила Пенко стал родоначальником особой ветви ярославских княжат Пенковых. Он считался старшим в роде, сохранив права на земли в Закубенье (земли бывшего Ярославского княжества в районе Кубенского озера) и в Вологодском уезде. Эти земли унаследовал его сын Василий Данилович Пенко. Вероятно, Герман дружил именно с Василием, поскольку Данилы к 1509 году, скорее всего, уже не было в живых (его духовная грамота, подписанная митрополитом Симоном, датируется 1501/02 годом). Возможно, Герман поселился или намеревался основать свой монастырь на землях князя Василия Пенко, а тот, по мнению отца, оказывал на него дурное влияние. Если князь унаследовал характер своего деда — Александра Федоровича Брюхатого, то беспокойство родственников Германа можно понять. Любопытный рассказ о князе Александре Федоровиче сохранился в послании Иосифа Волоцкого Ивану Ивановичу Третьякову: «Князь Александр Феодорович Ярославьский, егда хотяше приити на свой манастырь на Каменое, повелеваше с собою псы в манастырь приводити, також и в трапезу. И егда сам ядяше, тогда и псы повелеваше кормити тою же пищею, яже сам ядяше». Старцы Спасо-Каменного монастыря были вынуждены жаловаться Василию Темному, и тот, в конце концов, взял монастырь под свое покровительство[448].
Не только родственники, но и знакомые Германа проявили поразительное единодушие по отношению к его поступку. Монах Волоцкого монастыря Нил (Полев) укоризненно заметил ему: «Ты же живеши в пустыни и сшел еси своих ради грех в уединение». На какое-то время Герман обосновался в Подольном монастыре: его записи за 1509–1510 годы освещают жизнь этой обители.
Где точно находился монастырь, сказать трудно. Какой-то Подольный монастырь существовал рядом с вологодским Прилуцким монастырем, был еще Подольный монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы в Кадниковском уезде на реке Ухтоме, а также Введенский монастырь на Подоле, приписной к Троице-Сергиевой обители[449].
Монах Герман имел довольно задиристый характер и любил постоять за правду, это явствует из его переписки с Нилом (Полевым). Волоцкий монах вместе со своим собратом Дионисием Звенигородским поселился в Белозерье еще при жизни Нила Сорского[450]. В это время разгорелась распря между волоцким князем Федором Борисовичем и Иосифом Волоцким. Последствия этого раздора долго будоражили русское общество. Монастырь преподобного Иосифа находился под властью удельного князя, который с некоторых пор стал притеснять обитель. Федор Борисович «еще в детстве отличался запальчивостью и гневным характером, в припадке бешенства он как-то нечаянно повредил себе язык и с той поры стал заикаться»[451]. Князь был склонен к разгульным пирам, жил на широкую ногу, а это требовало средств. И тогда он обратил свой взор на казну богатого Волоколамского монастыря: занимал и не отдавал у игумена большие суммы денег, отбирал у старцев ценные иконы, вмешивался во внутренние дела обители, требовал, чтобы в монастыре за трапезой его поили хмельными напитками, что запрещал монастырский устав.
Затянувшийся конфликт резко обострился после того, как Иосиф Волоцкий отказался отдать Федору Борисовичу монастырский жемчуг. Правда, современные исследователи говорят, что дело было вовсе не в жемчуге, а в том, что волоцкий игумен уговорил родного брата Федора, рузского князя Ивана Борисовича, отказаться в завещании от своих родовых земель в пользу великого князя. В ноябре 1503 года князь Иван Рузский тяжело заболел, и его перенесли в Иосифов монастырь, где он и скончался. Узнав о завещании брата, Федор Борисович пригрозил игумену изгнанием из обители, а монахам — наказанием кнутом. Новгородский владыка Серапион был не в силах защитить Иосифа Волоцкого и дал ему совет покориться: «Не достоит ти с князем Феодором сваритися и силою у него жити на его отчине»[452]. Иосиф Волоцкий оказался в сложной ситуации. Но он нашел выход.
В феврале 1507 года игумен пожаловался на Федора Волоцкого великому князю Василию III и митрополиту Московскому Симону. Он просил государя взять обитель под свое покровительство[453]. По решению Василия III и архиерейского Собора верховным патроном монастыря стал великий князь, однако обитель продолжала платить налоги со своих земель волоцкому князю и оставалась в церковной юрисдикции новгородского архиепископа[454]. Не позднее осени 1507 года Иосиф Волоцкий отправил в Великий Новгород инока Игнатия (Огорельцова), но его не пустили дальше Торжка из-за карантина в связи с эпидемией чумы
