Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [86]
Перед отъездом из столицы в конце июля Вавилов в последний раз виделся с Лысенко. Все прошло далеко не гладко. Их громкие голоса были слышны в коридоре за дверью кабинета Лысенко. Вавилов выбежал, хлопнув дверью. Свидетельница этой сцены прошептала коллеге: ««Ну теперь его арестуют. ‹…› Он сказал Трофиму Денисовичу ужасную вещь: “Благодаря Вам нашу страну другие страны обогнали”. Вот увидите, его арестуют»[429].
Экспедиция выехала из Москвы поездом, остановившись на три дня в Киеве, вотчине Лысенко. Здесь Вавилов встретился с местным сельскохозяйственным начальством, посетил научно-исследовательский институт сахарной свеклы и археологическую выставку и выступил на слете пионеров. Затем экспедиция погрузилась в три черных «эмки», чтоб ехать на юг во Львов, а оттуда в Черновцы. По пути ученые останавливались пообщаться с местными земледельцами, исследовать их посевы, собрать образцы и перекусить в деревенских чайных[430].
Николай Иванович отправил Олегу письмо, полное радости от предвкушения новой экспедиции. Это было его последнее письмо.
«Дорогой мальчик! Еду сегодня в Буковину, в Черновцы, оттуда в Карпаты. Места красивые. Проехал всю Подолию, Львовскую и Тернопольскую области. Пробуду (в дороге) еще недели две с половиной. Трудности с передвижением. Но пока выкручиваемся. Философию Карпат надеюсь постичь. Привет всем! Твой отец»[431].
К 5 августа экспедиция добралась до старинного украинского города Черновцы и переночевала там в университетском общежитии. На следующее утро, 6 августа, Вавилов, как обычно, встал на рассвете. Впереди его ждал изумительный летний день, идеально подходящий для охоты за растениями.
Экспедиция не спеша двигалась по грунтовой дороге в сторону Карпатских гор, останавливаясь собрать образцы семян каждый раз, когда Николай Иванович замечал редкий злак. В сумерках Вавилов со своей группой вернулись в общежитие. Они были довольны проведенным за работой днем и предвкушали обсуждение находок за ужином.
Именно в этот момент четыре агента НКВД остановили Вавилова, сказав, что он нужен в Москве. Мы никогда не узнаем, поверил ли он им или сразу понял, что это конец. Материалы НКВД показывают, что его привезли во Львов, оттуда в Киев, затем отправили в Москву. Где-то по пути от Черновцов до Киева была сделана остановка, чтобы поесть. В материалах дела есть расписка академика Н. И. Вавилова о получении 10 рублей 30 копеек из конфискованных у него же денег – заплатить за еду, последнюю вне тюремных стен. Его привезли в Москву 10 августа и заключили в наводящую на всех ужас внутреннюю тюрьму НКВД. Как и многие другие представители научной и творческой интеллигенции, он исчез.
На следующий день после ареста Вавилова агенты НКВД обыскали его московскую и ленинградскую квартиры и дачу на опытной станции Института в Пушкине. Здесь жила Елена Барулина с Юрием. Когда оперативники вошли в дом, Елена Ивановна отправила сына в его комнату и велела оттуда не выходить. Юрий помнит, что агенты появились в доме рано утром, и хотя он не видел сам обыск, но наблюдал, как отъезжали черные автомобили. После этого прошли обыски в служебных кабинетах Вавилова в ВИР в Ленинграде и в Институте генетики в Москве. Среди конфискованного имущества в Москве и Ленинграде, согласно досье НКВД, были 2500 страниц рукописей его научных трудов в девятнадцати папках, «брошюра, не подлежащая оглашению», «пистолет кремневый с отделкой из белого металла», «два винтовых боевых патрона». Из квартиры в Пушкине были увезены «различные документы (телеграммы, письма)», «записные книжки с различными записями адресов», «одна коробка фотопластинок 9×12»[432].
Во время рейдов агенты ни разу не упомянули об аресте Вавилова. Молчали и газеты. Сотрудники ВИР узнали обо всем только 12 августа, когда Лехнович и Бахтеев вернулись с Украины в Ленинград.
Сергей Вавилов сразу попытался выяснить, что произошло. Вместе с президентом АН СССР Владимиром Комаровым он написал письмо в прокуратуру, но о ходе этого письма нет никаких данных. Комаров был потрясен тем, что Вавилова арестовали «за то, что он имел смелость не соглашаться с Лысенко». Но и поклонником Вавилова он не был – его задевала международная слава Вавилова, и он, возможно, не отправил письмо, остерегаясь реакции Сталина[433].
13 августа Сергей Вавилов писал в дневнике: «Сам он сейчас во Львове. Значит, грянет арест, значит, рушится большая нужная жизнь, его и близких! За что? Всю жизнь неустанная, бешеная работа для родной страны, для народа. Вся жизнь в работе, никаких других увлечений. Неужто это было не видно и не ясно всем? Да что же еще нужно и можно требовать от людей? Это жестокая ошибка и несправедливость. Тем более жестокая, что она хуже смерти. Конец научной работы, ошельмование, разрушение жизни близких. Все это грозит. Эта записная книга выходит полной горя: смерть матери, сестры, теперь ужас, нависший над братом. Думать о чем-нибудь другом не могу. Так страшно, так обидно и так все делает бессмысленным. Хорошо, что мать умерла до этого, и так жаль, что сам не успел умереть. Мучительно все это, невыносимо»
