Неразлучные - [10]

Шрифт
Интервал

— Давайте тут посидим. — Андре указала на скамейку под голубым кедром. Она достала из сумочки пачку «Голуаз». — Вам я не предлагаю?

— Нет. Вы давно курите?

— Мама мне запрещает, но когда уже все равно перестаешь слушаться…

Она зажгла сигарету, дым попал ей в глаза.

Я собралась с духом:

— Андре, что происходит?

— Мама вам, наверно, уже сообщила. Она настояла на том, чтобы самой ехать вас встречать…

— Она рассказала о вашем друге Бернаре. Вы мне никогда о нем не говорили.

— Я не могла говорить о Бернаре. — Ее левая ладонь раскрылась и сжалась, словно в каком-то спазме. — Но теперь все уже знают.

— Не будем об этом, раз вам не хочется, — быстро ответила я.

— Вы — другое дело, с вами я готова поделиться. — Она старательно втянула дым. — Что вам рассказала мама?

— Как вы подружились с Бернаром и как она запретила вам видеться.

— Она мне запретила, — повторила Андре, швырнула сигарету и раздавила ее каблуком. — Вечером в день моего приезда я гуляла с Бернаром после ужина, вернулась поздно. Мама меня ждала, я сразу заметила, что у нее странное выражение лица. Она засыпала меня вопросами. — Андре возмущенно пожала плечами. — Она спросила, целовались ли мы! Естественно, целовались! Мы любим друг друга!

Я опустила голову. Андре страдала, эта мысль была для меня непереносима, но ее страдание оставалось мне недоступно: любовь, где целуются, лежала за пределами моей реальности.

— Мама говорила ужасные вещи. — Андре закуталась в лоденовую накидку.

— Но почему?

— Его родители гораздо богаче, чем мы, но они не нашего круга, совсем не нашего. Вроде бы там, в Аргентине, они ведут какую-то невообразимую, страшно рассеянную жизнь, — сообщила Андре с видом пуританки, потом почти прошептала: — А мать Бернара — еврейка.

Я смотрела на Мирзу, неподвижно сидевшую посреди лужайки, уши ее торчали вверх, к звездам. Как и она, я не способна была облечь в слова то, что чувствовала.

— И что?

— Мама поговорила с отцом Бернара, он полностью с ней согласен: я не лучшая партия. Он решил увезти Бернара на каникулы в Биарриц, а потом они уплывут в Аргентину. Бернар теперь вполне здоров.

— Он уже уехал?

— Да. Мама не разрешила мне с ним попрощаться, но я не послушалась. Вы не представляете! Нет ничего хуже, чем заставлять страдать того, кого любишь. — Голос ее дрожал. — Он плакал. Как он плакал!

— Сколько ему лет? — спросила я. — Какой он?

— Ему пятнадцать, как и мне. Но он совсем не знает жизни. Никто никогда о нем не заботился, у него была только я.

Она порылась в сумочке:

— У меня есть маленькая его фотография.

Я посмотрела на незнакомого мальчика, который любил Андре, которого она целовала и который так плакал. У него были большие светлые глаза с тяжелыми веками, темные волосы, подстриженные «под Каракаллу»[11]. Он был похож на святого мученика Тарцизия[12].

— У него глаза и щеки как у маленького ребенка, — вздохнула Андре. — Но видите, какие печальные губы, он будто извиняется за то, что живет на свете. — Она откинула голову на спинку скамейки и посмотрела на небо. — Иногда я думаю, что лучше б он умер. Тогда хотя бы страдать буду я одна. — Рука Андре снова судорожно сжалась. — Мысль, что он сейчас плачет, для меня просто ужасна.

— Вы еще встретитесь с ним! Вы любите друг друга и поэтому встретитесь. Когда-нибудь вы же станете совершеннолетними.

— Через шесть лет! Это слишком долго. В нашем возрасте это слишком долго. Нет, — с отчаянием сказала Андре, — я точно знаю, что не увижу его никогда.

Никогда! Впервые это слово обрушилось всей тяжестью мне на сердце, я повторяла его про себя под необъятным небом, и мне хотелось закричать.

— Когда я пришла домой после нашего прощания, я поднялась на крышу. Хотела спрыгнуть.

— Вы собирались покончить с собой?

— Я провела там, наверху, часа два. Часа два стояла в сомнениях. Говорила себе, что мне плевать на вечное проклятие: раз Бог не добрый, я не хочу на его небо. — Андре пожала плечами. — Но все-таки я испугалась. О, не смерти, нет, наоборот, я так хотела умереть! Я испугалась ада. Если я попаду в ад, то все будет кончено навеки и я больше не увижу Бернара.

— Вы увидите его на этом свете! — не выдержала я.

Андре покачала головой:

— Все кончено. — Она резко встала. — Пойдемте в дом. Я озябла.

Мы молча пересекли лужайку. Андре привязала Мирзу, и мы вернулись к себе в комнату. Я легла под балдахином, она на диване. Она погасила свою лампу.

— Я не созналась маме, что виделась с Бернаром, — прошептала она. — Не желаю слышать, что она мне скажет.

Я колебалась. Мне не нравилась мадам Галлар, но я решила быть честной с Андре.

— Она беспокоится за вас.

— Да, наверно, беспокоится, — отозвалась Андре.

* * *

Андре больше не упоминала о Бернаре, а я не решалась заговорить о нем первой. По утрам она подолгу играла на скрипке и почти всегда грустные вещи. Потом мы выходили на солнце. Эта местность была более сухой, чем наша, здесь на пыльных дорогах я впервые вдыхала терпкий запах смоковниц, в лесу грызла орешки приморской сосны, слизывала смолистые слезы, застывшие на стволах. После прогулок Андре шла в конюшню, гладила свою рыжую лошадку, но не садилась на нее.


Еще от автора Симона де Бовуар
Мандарины

«Мандарины» — один из самых знаменитых романов XX в., вершина творчества Симоны де Бовуар, известной писательницы, философа, «исключительной женщины, наложившей отпечаток на все наше время» (Ф. Миттеран).События, описанные в книге, так или иначе связаны с крушением рожденных в годы Сопротивления надежд французской интеллигенции. Чтобы более полно представить послевоенную эпоху, автор вводит в повествование множество персонажей, главные из которых — писатели левых взглядов Анри Перрон и Робер Дюбрей (их прототипами стали А.


Зрелость

Симона де Бовуар — феминистка, жена Жан-Поля Сартра, автор множества книг, вызывавших жаркие споры. Но и личность самой Симоны не менее интересна. Слухи о ней, ее личной жизни, браке, увлечениях не утихали никогда, да и сейчас продолжают будоражить умы. У российского читателя появилась уникальная возможность — прочитать воспоминания Симоны де Бовуар, где она рассказывает о жизни с Сартром, о друзьях и недругах, о том, как непросто во все времена быть женщиной, а особенно — женой гения.


Воспоминания благовоспитанной девицы

«Воспоминания благовоспитанной девицы» — первая из трех мемуарных книг, написанных известной французской писательницей Симоной де Бовуар. Одна из самых ярких французских «феминисток», подруга и единомышленница Сартра, натура свободолюбивая и независимая, она порождала многочисленные слухи, легенды и скандалы, неизбежно сопровождающие жизнь знаменитых людей. Становление незаурядной личности, интимные переживания девочки-подростка, психологические проблемы перехода в новое столетие, причины «экзистенциальной тоски» 40–50 годов, многие события XX века, увиденные и описанные искренне и образно, живым и точным языком — вот что ждет читателя «Воспоминаний» Симоны де Бовуар.


Здравствуй, грусть. Современная французская психологическая повесть

В сборник включены психологические повести известных французских писателей — Франсуазы Саган («Здравствуй, грусть») Робера Андре («Взгляд египтянки»), Клер Галуа («Шито белыми нитками») и др., которые представляют собой своеобразную реакцию литературы на усиливающееся наступление капитала во всех сферах жизни.


Сломленная

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сила обстоятельств: Мемуары

Симона де Бовуар (1908–1986) — одна из самых известных французских писательниц и самых ярких «феминисток» XX века. Жан Поль Сартр, Альбер Камю, Андре Жид, Жан Жене, Борис Виан и многие другие — это та среда, в которой проходила ее незаурядная жизнь. Натура свободолюбивая и независимая, она порождала многочисленные слухи, легенды и скандалы. Но правда отнюдь не всегда соответствует легендам. Так какой же на самом деле была эта великая женщина, опередившая свое время и шагнувшая в вечность? О себе и о людях, ее окружавших, о творчестве, о любовных историях и злоключениях — обо всем она откровенно рассказывает в своей автобиографической книге «Сила обстоятельств».


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Две недели в сентябре

Семейство Стивенсов, живущее в одном из пригородов Лондона, отправляется в ежегодный отпуск на море. Несколько часов на поезде, и они оказываются в городке Богнор, в пансионе, куда они приезжают уже двадцать лет. На две недели они могут вырваться из будничной жизни с ее заботами и обязанностями, почувствовать себя свободными, поразмышлять о том, что им в жизни действительно важно. Шеррифф с такой нежностью и деликатностью описывает своих героев, что читатель начинает ценить и их, и незамысловатые радости обыденной жизни.


Леонардо да Винчи

Автор книг о Джобсе и Эйнштейне на сей раз обратился к биографии титана Ренессанса — Леонардо да Винчи. Айзексон прежде всего обращает внимание на редкое сочетание пытливого ума ученого и фантазии художника. Свои познания в анатомии, математике, оптике он применял и изобретая летательные аппараты или катапульты, и рассчитывая перспективу в «Тайной вечере» или наделяя Мону Лизу ее загадочной улыбкой. На стыке науки и искусств и рождались шедевры Леонардо. Леонардо был гением, но это еще не все: он был олицетворением всемирного разума, стремившегося постичь весь сотворенный мир и осмыслить место человека в нем.


Правда о деле Гарри Квеберта

«Правда о деле Гарри Квеберта» вышла в 2012 году и сразу стала бестселлером. Едва появившись на прилавках, книга в одной только Франции разошлась огромным тиражом и была переведена на тридцать языков, а ее автор, двадцатисемилетний швейцарец Жоэль Диккер, получил Гран-при Французской академии за лучший роман и Гонкуровскую премию лицеистов. Действие этой истории с головокружительным сюжетом и неожиданным концом происходит в США. Молодой успешный романист Маркус Гольдман мается от отсутствия вдохновения и отправляется за помощью к своему учителю, знаменитому писателю Гарри Квеберту.


Книга Балтиморов

После «Правды о деле Гарри Квеберта», выдержавшей тираж в несколько миллионов и принесшей автору Гран-при Французской академии и Гонкуровскую премию лицеистов, новый роман тридцатилетнего швейцарца Жоэля Диккера сразу занял верхние строчки в рейтингах продаж. В «Книге Балтиморов» Диккер вновь выводит на сцену героя своего нашумевшего бестселлера — молодого писателя Маркуса Гольдмана. В этой семейной саге с почти детективным сюжетом Маркус расследует тайны близких ему людей. С детства его восхищала богатая и успешная ветвь семейства Гольдманов из Балтимора.