Неразлучные - [8]

— Никто не может всерьез в это верить, — удивилась я.

— Гита верит. — Андре помолчала. — Мама до такого, конечно, не дошла, но она говорит, что, когда вступаешь в брак, обретаешь благодать от Бога.

Андре бросила взгляд на портрет матери.

— Мама очень счастлива с папой, — сказала она нерешительно. — Но она ни за что бы за него не вышла, если бы бабушка ее не заставила. Она два раза ему отказывала.

Я посмотрела на фотографию мадам Галлар: не верилось, что когда-то у нее было сердце молодой девушки.

— Отказывала?!

— Да. Находила его слишком суровым. Он любил ее и не отступался. И после помолвки она тоже его полюбила. — Голос Андре звучал не слишком уверенно.

Несколько минут мы молча это обдумывали.

— Мало радости проводить целые дни рядом с человеком, которого не любишь, — сказала я.

— Да ужас просто!

Ее передернуло, как будто она увидела орхидею, и руки ее покрылись гусиной кожей.

— На уроках катехизиса нас учат, что мы должны уважать свое тело. Значит, продавать себя в браке так же плохо, как продавать себя на улице, — заключила она.

— Можно же не выходить замуж.

— Я выйду, — ответила Андре. — Но не раньше чем в двадцать два года. — Она вдруг резким движением выложила на стол сборник латинских текстов. — Давайте позанимаемся?

Я села рядом, и мы погрузились в перевод описания битвы при Тразименском озере[9].

Нас больше не звали подавать чай подругам Малу. Чтобы получить ответы на мучившие нас вопросы, определенно приходилось рассчитывать только на себя. Мы никогда столько не разговаривали, как в тот год. И, несмотря на свою тайну, которую я Андре не открывала, мы никогда не были так близки. Нам разрешали ходить вместе в театр «Одеон» смотреть классику. Мы открыли для себя романтизм: я была в восторге от Гюго, Андре предпочитала Мюссе, и мы обе восхищались Виньи.

Мы начинали строить планы на будущее. Я уже знала, что, сдав экзамены на бакалавра, буду учиться дальше, Андре надеялась, что ей тоже родители позволят поступить в Сорбонну.

В конце четверти случилась самая большая радость за все мое детство: мадам Галлар неожиданно пригласила меня провести две недели в их поместье в Бетари, и моя мама не возражала.

Я думала, Андре встретит меня на вокзале, но, выйдя из поезда, с удивлением увидела мадам Галлар. Она была в черно-белом платье, широкополой черной соломенной шляпе с маргаритками и с бантом из белого фая на шее. Она приблизила губы к моему лбу, но не коснулась его.

— Как вы доехали, дорогая Сильви?

— Прекрасно, мадам, но, боюсь, я вся черная от угольной пыли.

В ее присутствии я постоянно чувствовала себя слегка виноватой; у меня были грязные руки, наверняка и лицо тоже, но мадам Галлар вроде бы не обратила на это внимания, у нее был рассеянный вид; машинально улыбнувшись служащему на перроне, она направилась к двуколке, запряженной гнедой лошадью, отвязала намотанные на столбик вожжи и легко вскочила в коляску:

— Садитесь.

Я села рядом. Мадам Галлар опустила руки в перчатках, державшие вожжи.

— Я хотела поговорить с вами до того, как вы встретитесь с Андре, — сказала она, не глядя на меня.

Я похолодела. Какие наставления я сейчас получу? Или она догадалась, что я больше не верю в Бога? Но тогда зачем пригласила меня?

— У Андре неприятности, нужно, чтобы вы помогли мне.

Я тупо переспросила:

— У Андре неприятности?

Меня смутило, что мадам Галлар вдруг заговорила со мной как со взрослой, в этом было что-то подозрительное. Она дернула вожжи и цокнула языком, лошадь потихоньку тронулась.

— Андре никогда не рассказывала вам о своем приятеле Бернаре?

— Нет.

Двуколка выехала на пыльную дорогу, обсаженную с обеих сторон белыми акациями. Мадам Галлар молчала.

— Владения отца Бернара граничат с владениями моей матери, — заговорила она наконец. — Он из тех басков, что разбогатели в Аргентине, там он и живет основную часть времени с женой и другими детьми. Но Бернар — болезненный мальчик, он плохо переносил тамошний климат и все детство провел здесь со старой тетушкой и воспитателями. — Мадам Галлар повернулась ко мне. — Как вы знаете, после своего несчастного случая Андре прожила целый год в Бетари, и весь этот год она лежала пластом на доске, а Бернар каждый день приходил с ней поиграть. Андре было больно, скучно, одиноко, и потом, в их возрасте это ничего не значило, — сказала она извиняющимся тоном, что сильно меня озадачило.

— Андре мне ничего не рассказывала.

У меня сдавило грудь. Захотелось выпрыгнуть из коляски и броситься бежать, как когда-то я бежала из исповедальни аббата Доминика.

— Они встречались каждое лето, вместе катались верхом. Оба были еще совсем детьми. Но сейчас выросли.

Мадам Галлар попыталась поймать мой взгляд, в ее глазах было что-то похожее на мольбу.

— Понимаете, Сильви, не может быть речи о том, чтобы Андре и Бернар когда-нибудь поженились. Отец Бернара категорически против, так же как и мы. Поэтому мне пришлось запретить Андре с ним видеться.

Я пробормотал наобум:

— Понимаю.

— Она в ужасном состоянии. — Мадам Галлар снова бросила на меня взгляд, одновременно недоверчивый и умоляющий. — Я очень рассчитываю на вас.

— Как я могу помочь? — спросила я.