Ненастье - [15]

Шрифт
Интервал

— Ну что, господа, выдрыхлись на пролетарских перинах? Будя, — весело заговорил он. — Давай по одному к командиру!

Первым, учитывая его состояние, отправили Слёзушкина. С трудом передвигая замёрзшие и отёкшие ноги, он поднялся по ступенькам и был сопровождён в кабинет на первом этаже.

У дверей красноармеец остановился, громко постучался и, приоткрыв дверь, просунул голову внутрь.

— Товарищ командир, первый арестованный доставлен!

От слова «арестованный» у Слёзушкина усилилась дрожь и ещё больше ослабли ноги.

— Подавай! — разрешили из кабинета.

— Валяй! — скомандовал Слёзушкину красноармеец, распахнув дверь.

Трясясь от озноба и страха, тот переступил порог и остановился. В кабинете было тепло. За массивным столом, освещенным керосиновой лампой, хотя на улице уже было достаточно светло, склонив кудлатую голову, что-то старательно писал новый хозяин кабинета.

Некоторое время стояла тишина. Потом кудлатый, закончив писать, поднял голову и, тяжело вздохнув, посмотрел на Слёзушкина красными, воспалёнными глазами. И хотя взгляд его был усталый и равнодушный, Слёзушкин внутренне всё равно съёжился.

— Бери стул, — простуженным голосом заговорил кудлатый, — садись ближе, а то орать я, сам видишь, не могу. Горло болит.

— Б-благодарствую, — тихонько ответил Слёзушкин и слегка поклонился, — н-не заб-боттесь, я уж постою, — и, крадучись, сделал несколько шагов к столу.

Кудлатый пожал плечами: «Мол, пожалуйста, хочешь стоять — стой».

— За что тебя арестовали?

— Н-не ведаю, — виноватым голосом ответил Слёзушкин, пожав плечами.

Кудлатый грозно свёл брови и выпрямил спину.

— То есть как это — не ведаю?

Слёзушкин на полшага шаркнул назад.

— Ну-ка рассказывай всю правду, а не то!..

И Слёзушкин, трясясь и запинаясь, с пятое на десятое поведал кудлатому историю своего попадания в камерное общество двух купцов и бывшего пристава.

Чем дольше говорил Слёзушкин, тем усталее и безразличнее становился взгляд слушавшего кудлатого. Наконец ему надоела эта околесица: про больницу, зонтик, портного, аптекаря, и он легонько стукнул ладонью по столу.

— Всё!

Слёзушкин умолк на полуслове.

— Ты вообще кто?

— Доктор.

— Хозяйство какое имеешь? Торговлю ведешь? Или дома внаем сдаёшь?

Слёзушкин оторопел. Какое хозяйство? Какая торговля? Он уж было хотел сказать о трёх рублях, заработанных вчера у портного, да вовремя одумался.

— Что вы, — смирённо произнёс он, — кроме кошки никакой другой живности нет. Живу… — и осёкся, и упавшим голосом продолжил, — жил исключительно на жалованье врача.

— Почему жил? — насторожился кудлатый.

— Дак, с июля месяца жалованье не… — глядя в пол, начал пояснять Слёзушкин и растерялся, не зная, как лучше сказать: не получаю, или не выдают? И то и другое вызовет вопрос почему? А как он объяснит почему? Потому что власть постоянно меняется. А ну как это разозлит господина командира. Нет, тут надо ответить так, чтобы вопросов больше не последовало. Но слишком медленно двигались мысли у начавшего отогреваться Слёзушкина.

— Что — не?! — резко спросил кудлатый.

— Ну… не… видел, — наконец нашёлся Слёзушкин.

— Почему?

«Ах, ты, Господи! — пришёл он в отчаяние. — И какого лешего он мурыжит меня! Ведь сам, наверняка, всё прекрасно понимает и знает, а из меня жилы тянет!»

— Так… не ведаю.

Кудлатый, запустив обе руки в шевелюру, недоумённо посмотрел на Слёзушкина.

— А на службу-то ты ходишь?

— А то как же… — и тут он снова растерялся, не зная как его назвать: господин, товарищ, или как-то ещё? Решил просто «уважаемый». В лечебницу мне не ходить нельзя. Народу много, а болезней разных ещё больше…

— Ладно, — прервал его кудлатый, — ступай, лечи народ! А дежурному скажи, пускай следующего ведёт. — И, склонившись над столом, вновь принялся что-то писать.

Слёзушкин не поняв, куда ему идти, продолжал молча стоять. Через некоторое время кудлатый, медленно подняв голову, спросил:

— Тебе что-то ещё надо?

— Н-нет.

— Ну, так и ступай, чего стоишь. А дежурный пускай следующего прёт.

— Так… — неуверенно заговорил Слёзушкин, — мне… домой? — И трясущейся рукой помаячил в сторону дома.

— Куда хочешь! Мне-то какое до этого дело.

В мгновение ока Слёзушкин оказался за дверью.


За час до этого, когда он ещё клацал в подвале зубами от холода, на углу Заячьего переулка и Гороховой улицы, неподалёку от управы, завязалась драка.

Выскочив из дома ограбленного купца Крохина, Бородатый быстро зашагал прочь. Молча прошли вдоль одной улицы, по переулку вышли на другую. Сбавили шаг. Бородатый закурил. Напарник тоже. Мысли в голове успокоились, упорядочились. Волнение прошло, а вместе с ним и дрожь в руках и ногах. И Перегаров стал ждать, когда Бородатый зачнёт делёжку добытого у купца добра. А оно есть. Перегаров видит, как неестественно топорщится левая пола зипуна Бородатого.

Но вместо делёжки, докурив самокрутку до самых ногтей, Бородатый сделал напарникам наставление:

— Зарубите на носу — всю ночь мы кружили по улицам. Ясно?

— Ясно, — ответили Перегаров с напарником.

Когда стали подходить к управе, Перегаров не выдержал и, взяв Бородатого за рукав, спросил:

— Когда делить-то будем?

— Каво? — пробасил тот, вприщур глядя на Перегарова.


Рекомендуем почитать
Вечный странник

Документальная повесть посвящена жизни и творчеству основателя армянской национальной классической музыкаль¬ной школы Комитаса. В самой судьбе Комитаса, его жизненном пути, тернистом и трагическом, отразилась целая эпоха истории армянского народа. В книжке автор прослеживает страницы жизни композитора, посвященной служению родному народу, — детство, становление мастерства, а также ту среду, в которой творил композитор.


Тритогенея Демокрита

Повесть о Демокрите (V в до н. э.), одном из крупнейших материалистов Древней Греции. Для среднего и старшего возраста.


Цена золота. Возвращение

Роман современного болгарского писателя Генчо Стоева (р. 1925) «Цена золота» посвящен драматическим событиям 1876 года, когда было жестоко подавлено восстание болгар против османского ига. В «Возвращении» некоторые из героев «Цены золота» действуют уже в освобожденной Болгарии, сталкиваясь с новыми сложными проблемами становления молодого государства.


Петр Великий и царевич Алексей

«Петр Великий и царевич Алексей» — сочинение, написанное известным русским историком Дмитрием Ивановичем Иловайским (1832–1920). Петр Алексеевич, узнав о бунте стрельцов, немедленно поспешил в Москву, чтобы начать дознание. Усвоив некоторые приемы иноземного обращения, он собственноручно принялся изменять внешний вид бояр, избавляя их от бород, дабы они соответствовали моде, заведенной на Западе. Кроме того, особенное внимание он уделял почтенным еврейским семействам, оказывая им поддержку и одаривая многочисленными привилегиями.


Воспоминания

Его страницы нашлись уже после его смерти, когда ни подробно расспросить, ни получить какие-либо комментарии по тому, что им было уже написано, а ещё больше о том, чего там нет, было уже нельзя. Воспоминания пролежали больше двух десятилетий, но даже спустя почти целую эпоху, они не утратили ни актуальности, ни смысла и имеют полное право быть прочитанными.


Георгиевский комсомол

В 2018 году исполняется 100 лет со дня образования ВЛКСМ. В книге описывается история создания молодежной организации в городе Георгиевске и Георгиевском районе Ставропольского края, пройденный ею путь до распада Советского Союза. Написана она на основе архивных документов, научных публикаций о развитии в России молодежного движения в XX веке, воспоминаний ветеранов комсомола.