Немцы в России. Мятежный род Баллодов между немцами, евреями и русскими - [68]

Тем временем шахтеры подверглись усиленной и злостной агитации прежними владельцами шахт, весьма успешной: непрерывно продолжались забастовки шахтеров, что грозило коллапсом всей германской экономики. А представитель шахтеров в комиссии Отто Хуе никак не находил времени на участие в разработке документа по социализации угольной промышленности.

На воскресенье, 12 января 1919 года, была объявлена гигантская забастовка в Эссене. Чтобы ее предотвратить, накануне забастовки три группы социалистов (социал-демократы, независимые социал-демократы и Союз Спартака) распространили листовку, что шахты перейдут в руки пролетарских народных комиссариатов. Однако обещанное не удалось сделать, никакой экспроприации не произошло. И в августе 1919 года был создан Имперский угольный совет, который состоял из 60 членов: трех представителей государства, 15 представителей из управления шахтами, 15 шахтеров, представителей из разных отраслей, потребляющих уголь, и т. д.

После Капповского путча (март 1920 года) была создана 2-я Комиссия по социализации. Большинство 1-й комиссии стояло за немедленную экспроприацию собственников шахт. Вторая же комиссия разделилась на два лагеря: первый – за немедленную экспроприацию, второй, под началом Ратенау, – за введение финансовых ограничений и за введение государственного управления над владельцами (что позже и было сделано в нацистской Германии).

Итоговый документ, представленный правительству 31 июля 1920 года, состоял из двух частей. Первую часть – о немедленной экспроприации – подготовил Ледерер и поддержали Каутский, Гильфердинг, Браун и представители профсоюзов (Баллод в этой работе уже не участвовал, так как работал в Латвийском университете), а вторую, умеренную, часть подготовил Ратенау.

Интересно почитать оценку работы Комиссии по социализации Германии, данную Людвигом фон Мизесом[121], яростным критиком социализма в любой форме:

«У истоков государственного социализма в Пруссии так называемого «прусского государственного социализма» стояли представители исторической школы, прежде всего Г. Шмоллер, А. Вагнер, В. Зомбарт. Они рассматривали проводимое германскими властями огосударствление отдельных отраслей (прежде всего железных дорог), введение государственной монополии на производство и торговлю определенными товарами, государственное социальное страхование работников как постепенное создание социалистического устройства.

До какой степени марксисты запутали все, связанное с обобществлением, иллюстрирует опыт Германии и Австрии после того, как в ноябре 1918 г. социал-демократы пришли там к власти. (9—10 ноября 1918 г. в Германии и 11–12 ноября в Австрии были ликвидированы монархии, провозглашены республики, а правительства возглавили лидеры социал-демократических партий.) За одну ночь стал популярным новый, прежде неслыханный лозунг: «Социализация». Никому и в голову не могло прийти, что социализация означает не что иное, как муниципализацию, или огосударствление. Комиссии по социализации, созданные вскоре после прихода к власти социал-демократов, стремились изобрести для социализации такую форму, чтобы по крайней мере чисто внешне можно было этот процесс отличить от национализации и муниципализации, проводимых прежним режимом.

Первый отчет германской комиссии был посвящен социализации угольной промышленности, и в нем была отвергнута идея проведения социализации через национализацию шахт и угольной торговли, причем резко подчеркивались недостатки национализированных угольных предприятий. Но при всем том ни слова не было сказано, чем же на самом деле социализация может отличаться от национализации. В отчете было выражено убеждение, что «изолированное огосударствление угольной промышленности не может рассматриваться как социализация, пока капиталистические предприятия продолжают работать в других отраслях: просто-напросто один наниматель сменит другого». При этом оставался открытым вопрос о том, может ли намечавшаяся изолированная социализация при тех же условиях означать что-либо иное[122]. Было бы еще понятно, если бы комиссия заключила все это заявлением, что для получения блаженных плодов социализма недостаточно национализировать лишь одну отрасль производства, и рекомендовала бы государству взять все предприятия одним махом, как это совершили большевики в России и Венгрии и как это мечтали совершить спартаковцы в Германии. Но она не сделала этого. Напротив, она выработала предложения по социализации, включающие изолированную национализацию отдельных отраслей, начиная с добычи и торговли углем. То, что комиссия при этом избегала использовать термин «огосударствление», не имеет никакого значения. Предложение комиссии сделать собственником социализированной угольной промышленности не германское государство, а «Германское угольное общество» – не более чем юридическая казуистика. Когда комиссия заявила, что эта собственность должна рассматриваться только «в формально-юридическом смысле», поскольку «Угольное общество» не будет «располагать возможностями частного нанимателя и, значит, не сможет эксплуатировать рабочих и потребителей», она использовала самые пустые уличные лозунги. На деле и весь отчет представлял собой не что иное, как набор популярных ошибочных представлений о пороках капитализма. Единственное, чем угольная промышленность, социализированная в соответствии с предложениями большинства членов комиссии, должна была отличаться от других общественных публичных предприятий, – это высшее руководство. Во главе угольных шахт должно стоять не какое-то должностное лицо, но составленная по определенным правилам коллегия».