Неистовый Роланд. Песни I–XXV - [66]

65 Умолчу о прочих,[238]

Ибо слишком долог был бы перечень,

Хоть и каждая достойна

Светлой песни геройственной трубы.

Все, о ком мой помысел, —

Будь то Бланка, Лукреция, Констанция, —

Воцарятся в лучших италийских домах

Матерями и возродительницами.

66 Истинно, пред всеми твой род

Знатен будет славными женами —

И о дочерях говорю

И о честно повенчанных супругах.

Чтобы знать тебе и о том,

Что поведал о них Мерлин

Не затем ли, чтоб тебе я переведала, —

Рада я молвить о них слово.

67 Первою назову я Рикарду,[239]

Доблести пример и добродетели,

С юности вдову —

Такова немилость судьбины к лучшим.

Сыновей своих, обездоленных царством,

Увидит она в стране изгнанья,

Юных, в недружеской власти, —

Но страданью будет щедрое возмездие.

68 И не умолчу о королеве[240]

Славного арагонского корня,

Кому равной ни в мудрости, йи в тихости

Не бывало в хвалах римлян и греков.

Пред всеми вз любил а ее судьба:

Божиею милостью

Изберется она родить прекрасных

Альфонса, Ипполита, Изабеллу;

69 Имя ей Леонора,[241]

Лучшему привою на твоем стволе.

Но найду ль слова

О второй ее невестке и преемнице?

Это Лукреция из рода Борджий,

Чья краса, добродетель, честь и счастье

День ото дня взрастут,

Словно юный побег на плодной почве.

70 Олово пред серебром, медь пред золотом,[242]

Полевой пред розою мак,

Бледная ива пред зеленым лавром,

Пред бесценным самоцветом крашеный страз —

Такова будет всякая

Перед тою, кого славлю до рождения

За великий ум, за единственную красу

И за все достохвальные превосходства.

71 А меж теми достохвальностями,[243]

Что почтутся в ней и вживе и вмертве,

Высшее —

Царский нрав, от нее дарованный

Геркулесу и иным ее сынам:

В нем исток несчетных наград,

Ниспадущих на их латы и мантии —

В свежем сосуде всякий долог аромат.

72 Не смолчу я и о ее невестке,[244]

О той французской Ренате,

Отец которой — двенадцатый Людовик,

Мать которой — краса Бретани:

Все лучшее во всех женщинах

Всех времен, пока движутся светила,

Огонь жжет, вода холодит, —

В той Ренате сведется воедино.

73 Но поведывать о саксонской Альде,[245]

О графине Челанской,

О Бланке Марии Каталонской,

О дочери сицилийского короля,

О красавице Липпе из Болоньи

Мне невмочь:

Начни я им подменную славу —

И безбрежно будет море моей ладье».

74 Перебравши в своей привольной повести

Столько порослей от грядущего ствола,

Вновь и вновь Мелисса повторила,

Как попал Руджьер в волшебный дворец,

И умолкла —

Ибо близились чародейские места,

И она не хотела далее,

Чтоб не взвидеться злобному волхву.

Но Брадаманта забывает наставления и попадает в плен к Атланту

75 В тысячный раз

Повторивши героине свой наказ,

Исчезает волшебница, — и вот,

В малой миле по прямой тропе

Видит всадница милый облик Руджьера,

А над ним двух свирепых великанов,

И они его теснят,

И уже он на волос от погибели.

76 Как увидела воительница, что в беде

Тот, кто всеми чертами — ее милый,

Вмиг забыты благие помыслы,

Вмиг доверье обернулось тревогой:

Вдруг есть внезапная тайная причина,

Что Мелисса невзлюбила Руджьера

И в неведомом коварстве

Хочет ему смерти от возлюбленных рук?

77 Думает: «Не это ли мой Руджьер —

Вечно в сердце, а ныне пред очами?

Мне ли его не увидеть, не узнать?

А не мне, так кому же?

Отчего мне верить

Не своим глазам, а чужим словам,

Если мое сердце и без взгляда

Знает, он вдали или здесь?»

78 Думает и слышит:

Голос ее Руджьера зовет на помощь;

И видит:

Витязь шпорит коня, отпустив узду,

А великан с великаном

По пятам за ним в яростной погоне.

Дева вскачь и вслед по всем путям,

А пути — к очарованным хоромам.

79 И едва она на порог,

Как сомкнулось над ней общее наваждение:

Ищет она друга

И внутри, и вокруг, впрямь, вкривь, вверх, вниз,

Дневно, нощно, —

Таково над нею чародеянье,

Что видит Руджьера, говорит с Руджьером,

А друг друга им не узнать.

80 Но оставим ее, и не печальтесь,

Что она в колдовском плену:

Будет срок, и я их вызволю,

И ее, и ее Руджьера.

Но от смены яств живее вкус —

Так и мой рассказ,

Чем он тут и там разнообразнее,

Тем верней не наскучит слуху.

Тем временем Аграмант объявляет смотр сарацинам

81 Тку я большую ткань,[246]

Много в ней мне надобно нитей.

Будьте же благосклонны услышать,

Как мавры,

Встав из станов, предстали всеоружно

Королю Аграманту, на страх золотым лилиям

Окликнувшему к великому смотру

Весь свой люд, чтобы его перечесть:

82 Недочет был и в конных и в пеших,

И немалый;

Недочет в вождях, и в самых лучших —

Испанских, ливийских, эфиопских;

В безначальном разброде

Были полчища и целые племена;

Вот затем и свелись полки на смотр,

Чтобы в каждом стал и вождь и порядок.

83 А на смену павшим

В сечах и жарких поединках

Новый набор учинили короли,

Один в Африке, а другой в Испании,

Поверстали пришлых по полкам

Под начало новым начальникам, —

Но и смотр и чин

Отложу я, господин мой, до новой песни.

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ (АРХИСТРАТИГ)

Песнь XIV

Смотр сарацинской рати

Вступление

1 В несчетных схватках, в жестоких сечах

Франции, Африки, Испании

Без числа пало павших

В снедь стервятнику, ворону и волку.

Хуже было франкам,

Потому что не за ними осталось поле, —

Но горше горевали сарацины,

Стольких потеряв князей и баронов:

2 Таково кровавы были победы,[247]

Что и не в отраду.

И ежели, о неодолимый Альфонс,

Мне позволится равнять древнее и новое, —