Неистовый Роланд. Песни I–XXV - [49]

Разметает его клятвы и обеты

В тот же миг, как жадный

Утолит сжигавшую жажду.

Научась примером, милые мои дамы,

Скупо верьте слезам и жалобам:

Благо тому,

Кто за чужой счет набирается ума!

7 Берегитесь тех, кто в юном цвету[167]

Льстится взору нежным лицом, —

Как огонь в соломе,

Вспыхнет и сгаснет всякая их страсть.

Как ловчий летит вслед зайцу

В горах и долах, сквозь жар, сквозь стужу,

А затравит — и смотреть не хочет:

Только то, что не дается, ему любо, —

8 Так и эти юнцы: пока

Вы суровы и неприступны,

Они дышат чувством и покорством,

Словно впрямь нет вам преданнее чтителей.

Но едва такой дотщеславится

До победы — всему конец:

Вмиг богиня обернется рабыней,

И обманная любовь отворотится к другим.

9 Не хочу я сказать, избави боже,[168]

Чтоб, вы вовсе позабросили любить:

Без любовника женшцна — как забытая лоза,

У которой ни кола, ни ствола.

Только помните: первый юношеский пух

Переменчив, увертлив, миг — и нету;

Право, слаще — плод не кислый и не жесткий,

А доспелый без переспелости.

Бирен влюблен в дочь Кимосха

10 Cтало быть, сказал я, меж пленниц

Там была дочь фризского короля,

И ее-то сулил Бирен

В жены брату,

А по правде и сам разевал на нее рот,

Потому что кусок был лакомый,

И отдать кому-то, что сам закусил,

Было бы дурацкой обходительностью.

11 Было девице едва четырнадцать лет,[169]

Красотою она была и свежестью —

Словно роза в роспуске,

Что брызжет из завязи в божий свет.

Вот и вспыхнул о ней Бирен, да так,

Как не полыхнет и пожар,

Злобными руками завистника

Зароненный в зрелые колосья:

12 Вспыхнул во мгновение ока,

Пронялся до мозга костей,

А все с того, как над телом отца

Он увидел в слезах ее нежное лицо.

И как от капли холода

Замирает вода, клокотавшая в котле,

Так огонь, его сжигавший по Олимпии,

Перед новым огнем стал мертв.

13 Уж она докучна, уж она постыла,

Уж ему на нее и глядеть не в мочь, —

А по той, другой

Так горит, что вот умрет от ожидания.

Но пока не приспел назначенный

К исполнению желания день, —

Он в узде, он живет лишь для Олимпии,

И любит ее, и обожает ее.

14 А что он приласкивает другую,

И пожалуй, чаще, чем надо бы, —

То никто не скажет о. нем худого,

Это он лишь по добру и из жалости:

Ведь утешить, кто страждет, ободрить,

Кто попал под колесо Фортуны, —

Это дело не охульное, а похвальное,

А она еще девочка, невинное дитя.

15 Господи праведный! как часто людские[170]

Сужденья окутаны слепою мглой!

Бирен творит грехи и нечестье,

А кажется благ и едва не свят!

Однако гребцы берутся за весла,

Налегают прочь от верного берега,

И весело мчат через соленые заводи

В Зеландию и герцога и всех, кто с ним;

16 Уходит вдаль, скрывается из виду

Голландский край;

Чтобы минуть Фризию, они правят,

Держа Шотландию по левой стороне, —

Как вдруг перестиг их вихрь,

И два дня кружил в открытом море,

А на третий к вечеру

Вынесло их к острову, дикому и пустому.

Он бросает Олимпию на попутном острове

17 Как втянулись они в залив,

Соступает Олимпия на берег:

Тут ей, радостной, не чающей беды,

Вечеря с неверным Биреном,

Тут ей ложе с мужем вдвоем

Под раскинутым шатром в пригожем месте;

А попутные люди их оставили

И вернулись ночевать на корабль.

18 От морской тоски,

От страха стольких дней,

Оттого, что земля тверда,

А дубрава далека от шума,

Оттого, что ни дума, ни забота

Ей не в тягость, коли милый рядом, —

Такой сон напал на Олимпию,

Что медведи и сони не крепче спят.

19 А изменник, в недобром бденье,[171]

Чуть почуял ее сон, —

Тихо, тихо встает с одра,

Платье в узел, одеться некогда,

И вон из шатра, и словно

На крыльях, летит к своим,

Будит спавших и без лишнего крика

Велит прочь от берега и прямо в море.

20 А на берегу[172]

Бедная Олимпия лежала во сне.

Лишь когда с золотых колес Авроры

Пал на землю студеный иней,

И морская завела альциона

Долгий стон о своем старинном горе, —

Потянулась красавица, ни во сне, ни наяву,

Обнять милого своего, — и не может.

21 Его нет: рука вернулась праздно.

Снова тянется, и снова никого.

Ищет справа, слева, рукой, ногой —

Напрасно.

Страх снял сон: раскрывает очи, смотрит —

Ни души. На вдовьей перине

Ни тепла, ни неги:

Она мигом на ноги, и прочь из шатра,

22 Бегом к морю, ногтями в щеки,

Предвидя и видя свою судьбу,

И рвет волосы, и колотит в грудь,

И глядит, а луна ей светит,

Нет ли кого на берегу, —

Но ничего не берегу, кроме берега;

И зовет Бирена, и на имя Бирена

Лишь бесчувственным гулом отзывается грот.

23 Был на берегу утес,

Выклеванный волнами,

Выгнувшийся сводом над пустотой, —

Он стоял, нависая над морем,

На него крутыми шагами

(Властный дух дал ей сил)

Всходит Олимпия и видит вдали

Беглый парус безжалостного мужа.

24 Видит ли, видится ли он

В воздухе, еще не просветлевшем,

Но упала она ниц,

И белее и холоднее снега,

А как встала из крайних сил —

Закричала вслед кораблю

И кричала, пока могла кричать,

Вновь и вновь к безжалостному Бирену.

25 А когда не стало голоса —

Билась в муке и ломала руки

С плачем: «Куда торопишься, злорадный?

Не тот груз у тебя на борту:

Я — твой груз! Ты увозишь мою душу —

Увези же и тело, оно — легче!» —

И руками своими и одеждами

Помавала ему вернуться.

26 Но ветры, уносившие в море

Вздутый парус неверного повесы,

Уносили и мольбы и жалобы

Бедной Олимпии, и плач, и стон.

Трижды, не жалея себя,