Неистовый Роланд. Песни I–XXV - [38]

Проливает елей на ее боль

И клянется, что немного минет,

И опять с нею будет ее Руджьер.

Она пускается на остров Альцины,

47 «Дай мне, — говорит она, — твое кольцо,

Сильное против всякой чары, —

И едва я с ним прорвусь туда,

Где Альцина таит твое сокровище,

Как разрушу ее кознь и верну

Милого твоего подопечного.

Я пущусь туда в первом часу вечера,

А в Индии буду на рассвете зари».

48 Слово за слово,

Рассказывает она, что надобно то кольцо,

Чтоб из царства роскоши и неги

Вызволить возлюбленного во Францию.

Брадаманта снимает перстень с перста,

И не только перстень,

А готова отдать и сердце и жизнь

Ради блага милого Руджьера.

49 И вручает ей перстень, и вверяет ей себя,

А пуще того — Руджьера,

И шлет ему тысячу приветов,

А потом поворачивает к себе в Прованс.

У волшебницы же — своя дорога:

Чтоб свершить замышленное,

Вызывает она повечеру коня,

Весь он черный, одна нога красная:

50 Не иначе, это Косокрыл или Кривляка[124]

В таком теле встал к ней из Геенны.

А она на него — верхом,

Необута, неопоясана, кудри по ветру;

Лишь кольцо сняла она с пальца,

Чтоб своим же не поперечить чарам.

И в такой-то скачке

Поутру она уже на Альцинином острове.

51 И вот здесь она чудесно меняет облик:

На пядь прибавляет росту,

Каждым членом становится крупней,

Храня склад и меру,

И теперь у нее вид

Чародея, вскормившего Руджьера, —

Долгая борода одевает подбородок,

И морщинами ложится кожа на лбу;

52 И лицом, и голосом, и повадкою

Так она перенимает образец,

Что мнится, это прямой Атлант.

А потом она укрывается и ждет,

Чтоб в удачный день

Ей застичь Руджьера без Альцины.

А оно не просто — не могла фея без друга

Ни часу прожить, ни шагу ступить.

находит Руджьера

53 И нашла она его, когда один

Радостно встречал он ясное утро

У чистого ручья, который с холма

Падал в милое прозрачное озеро.

Весь наряд его, привольный и распущенный,

Негою дышал и праздностью,

Шелком и золотом

Вышитый искусной рукой Альцины.

54 Ожерелье из блещущих каменьев

С шеи ложилось на широкую грудь,

На руках, так недавно мужеских,

Светлые изгибались запястья,

Тонкое золото колечком

Правое пронзало ухо и левое,

Обвисая скатными перлами,

Каких нет ни в Аравии, ни в Индии.

55 Кудри его вились, увлажненные

Благовоньем, которому нет цены;

В каждом повороте была истома,

Как у валенсийского женолюба;

Все в нем выгнило,

Богатырским оставалось только имя.

Вот каков был Руджьер,

Сам себя потерявший в нежных чарах.

и в образе Атланта обличает его

56 Ему-то она и предстает,

Храня принятый образ Атланта,

С тем же ликом, важным и почтенным,

Пред которым всегда склонялся Руджьер,

С тем же взором, полным грозного гнева,

Пред которым трепетал он еще юнцом, —

И гласит:

«Это ли тот плод,

Для которого проливал я пот?

57 Мозговиною медведей и львов[125]

Вскармливал я тебя с малолетства,

По пещерам и дремучим ущельям

Я учил тебя удушать драконов,

Вырывать когти тиграм и барсам,

Выворачивать клыки кабанам, —

Лишь затем ли, чтоб ты стал с такой наукой

Аттисом и Адонисом при Альцине?

58 Об этом ли

Следимые звезды, священные потроха, черты на земле,

Птичьи взлеты, вещания, сновидения, все

Голоса судьбы, над которыми жив мой труд,

Мне гласили с младых твоих ногтей,

Что в нынешние годы

Равных в славе

Бранным твоим не грянет подвигов?

59 По такому ли в тебе началу

Угадается

Скорый Цезарь, Сципион, Александр? увы!

Кто бы верил,

Что ты станешь Альцининым холопом?

А это зримо,

Ибо вот на руках твоих и шее

Цепь, на коей тебя водит ее воля.

60 Если собственный блеск,[126]

Собственные подвиги, веленные небом,

Для тебя ничто — не кради

Хоть у внуков многообещанное им благо!

Ах, зачем ты хочешь замкнуть навеки

Чрево, осененное судьбами

Для посева твоего, что взойдет

В полубожеской славе, ярчайшей солнца!

61 Не препятствуй же доблестнейшим душам,[127]

Выкованным меж вечных идей,

От поры до поры обременяться плотью

От стебля, чей корень — в тебе!

Не препятствуй же тысячам триумфов, чьими

Лаврами твои наследники и внуки

После тяжких ущербов и злых обид

Поворотят Италию к верховной славе!

62 Но пусть дух твой подвигнется примером[128]

Даже не всех благородных душ,

В силе, славе, чести, блеске и святости

Процветущих от плодного твоего ствола,

А единой лишь четы —

Ипполита с братом,

Ибо мало таких доселе видано

На крутых ступенях добродетели.

63 Я недаром больше тебе сказывал

Об этих двух, чем о всех других, —

Потому что пред иными твоими

Больше доля их в верховном достоинстве,

Потому что и ты на мои о них слова

Чутче был, чем об ином твоем семени,

Зримо радуясь, что столь светлые герои

Меж твоими явятся правнуками.

64 А твоя царица — что она сделала

Больше, чем любая из блудниц?

Со столькими делила она ложе,

А были ль они счастливы — знаешь сам.

Но чтобы уведал ты ее вполне,

Свеяв ее чары и козни,

Вот тебе перстень, надень и оберни,

И увидишь, хороша ли твоя Альцина!»

С Руджьера спадают чары,

65 Посрамленный, онемелый,

Глядя в землю, стоял Руджьер,

А волшебница на мизинный его палец

Надела кольцо и огнула его вмиг.

И обрел богатырь себя,

И такое встало в нем гнушение,

Что хоть в землю бы провалиться

И не видеть никого из-под тысячи локтей.

66 А кудесница меж этих слов

Предстает ему в истинном обличий —

Достигши цели,

Не надобны ей Атлантовы черты.

Такова явилась названная Мелисса