Наставления его преподобия - [16]

Три дня — это немного. Дни прошли как один миг, словно кто-то быстро перевернул страницу. Днем Вальдек сидел в подвале, вечером укладывался на свою кровать. Он был полон уважения к себе: всё в доме его ласкали и голубили, мать то и дело целовала в голову, пан Подсядло охотно с ним беседовал и даже обещал отправить к себе, в госхоз за Шпотавой, где Вальдеку позволят ходить за лошадьми и помогать во время осенней пахоты тракторами. Он увидит, как хорошо жить в таком богатом госхозе!

Три дня — это немного, это всего три обедни, отслуженные ксендзом-деканом, всего одна спевка костельного хора, одна репетиция рождественского представления да еще — один разговор ксендза с Облупеком, который пришел к нему и сказал прямо, без обиняков:

— Ваше преподобие, вы как-то говорили, что у вас есть оружие.

— Есть. Шестизарядный маузер.

— Вы тогда не хотели нам его одолжить…

— Не хотел, Облупек, так как думал, что ваша организация — детская. А я не мог принимать участие в детских затеях, сам понимаешь.

— А теперь вы нам его дадите?

— Разве у вас своих нет? Зачем вам понадобился мой? Это красивая вещь, оксидированная, просто игрушка!

— Ваше преподобие, дело идет о Вальдеке…

— Ну и что же, дитя мое?

— Хлопцы его хорошо знают, им будет… трудно.

— Без усилий тела и души и плевела из земли не вырвешь. Чтобы убрать камень с дороги, надо нагнуться, ибо «будешь трудиться в поте лица и угнетении духа», — сказал господь человеку. Все, что мы делаем, милый Облупек, причиняет душе нашей страдания, ибо так искупаем мы первородный грех прародителей наших.

— Знаю, ваше преподобие, но с вашим маузером в руках нам было бы легче взять на себя этот грех. Я скажу хлопцам, что это оружие вы им посылаете, и тогда дело пойдет легче.

Ксендз передвинул на полке какой-то толстый фолиант, извлек спрятанный за ним револьвер, обернутый в фуляр, и протянул Облупеку.

— Ты потом достань мне к нему патроны. У меня их только пять. А славная штучка!

Облупек поцеловал у ксендза рукав и выбежал из плебании. Его преподобие глубоко вздохнул и беззвучно зашептал молитву за умерших и умирающих.

Тем временем Облупек, посовещавшись с парнями и Вальдеком относительно места, где Вальдеку лучше всего укрыться, выпроводил их с черного хода, через двор, и они исчезли в темноте. Вечер был пасмурный, по небу ползли большие волнистые облака, и месяц, то и дело выглядывавший из-за них, бросал печальный свет на деревья, от которых ложились на дорогу густые тени. Под ногами скрипел песок. Парни о Вальдеком, быстро пробираясь дворами, вышли за город. Барчик сказал:

— Расскажу вам славный анекдот, я его слышал от одного посетителя в баре. Шли проселком мать с дочерью. Тишина, хоть спать ложись, только собаки лают, да песок скрип-скрип под ногами. Дошли они до речки в долине у деревни, и через речушку ту перекинута кладка, уже подгнившая и шаткая. Мать ступила на нее, доска треснула, сломалась, и полетела баба в воду. Дочка кричит: «Мама, мама, что ты там делаешь? Отзовись!» А мать: «буль-буль-буль…» Захлебнулась, понятно?

Он один расхохотался, остальные молчали. Вальдек быстро шагал впереди. За ним — Кренжель, которому идти было трудно, потому что он нес под пальто короткую лопату со сломанным черенком. Он молчал и думал о заданных на завтра уроках, о предстоящих выпускных экзаменах — сдаст или не сдаст? Учительница — истеричка, взъелась на него за то, что он списал у товарища решение задачи. Поставила ему в четверти двойку, а это несправедливо, потому что он знает. В ячейке ЗМП тоже неприятности, его выругали за списывание, кричали, не давая ему защищаться, словом, сделали из человека посмешище. Кренжель был сердит на весь свет, и его не веселили никакие шутки, хотя время от времени, непонятно почему, он вдруг так и корчился от неслышного хохота.

Пришли. Здесь железная дорога поворачивала к Кракову. Вдали сверкали огни паровозного депо, видны были сигналы станции. Слева у дороги таинственно шумел темный бор, над бором ветер с шумом гнал низкие тучи. Свернув с дороги, парни несколько минут молча шагали по рыхлой земле. Барчак сказал:

— К чему идти дальше? Давай здесь кончим.

Кренжель достал револьвер и, приставив его к затылку Вальдека, нажал спуск. Щелкнул курок, но выстрела не последовало. Осечка.

— Стреляй ты, Сташек, — нетерпеливо прошипел Кренжель.

Барчак любовно ощупывал в кармане маузер ксендза. Он вынул его, отвел предохранитель. В эту минуту Вальдек обернулся и вскрикнул тихо:

— Господи помилуй! Стасек, что ты делаешь!

Барчак нажал курок раз, потом другой. Глухо грянули два выстрела, и Вальдек упал на рыхлую землю. Барчак спрятал револьвер в карман и, немного задыхаясь, скомандовал:

— Кренжель, давай лопату!

Лопата, как на зло, попалась со сломанной ручкой, копать пришлось долго, старались, чтобы яма была поглубже. Через час, сменяя друг друга на сторожевом посту, они вырыли двухметровую могилу. Обыскав карманы убитого Вальдека, забрали деньги, которые мать дала ему на дорогу, стащили с него башмаки, осторожно опустили труп в яму, лицом вниз, чтобы не засыпать глаза, и принялись заваливать яму. Завалили, утоптали, сравняли с землей, замаскировали листьями. Шел дождь, земля размокла на могиле и вокруг. Наконец, Кренжель промолвил: