Нарисованные линии - [6]

Перед тем, как отвести его по адресу, мы выпили кофе в ближайшей кофейне и попробовали изумительную венскую выпечку. Он сидел передо мной — только передо мной, на деревянном стуле — и смотрел своими синими глазами прямо в душу. Внутрь. И не нужно было не смокинга, не укладки. Только голос…

Я помню каждую минуту того вечера. Я помню все запахи, все звуки его сопровождавшие. Сбылась моя детская мечта, сбылась моя фантазия… ну неужели могло быть что-то прекраснее?

В конце вечера Фабуло по-джентельменски поблагодарил меня за компанию, помощь и то, что не дала ему насмерть замерзнуть возле какого-то склада. А еще он с надеждой спросил, встретимся ли мы снова. Он дал мне свою визитку.

Той ночью, лежа под одеялом и обнимая подушку, я не могла перестать улыбаться. Я влюбилась. Влюбилась, черт подери. И было бы глупо отрицать это.

Четвертая встреча — в грандиозном ресторане в самом центре старого города. На счет ужина я боялась смотреть.

Пятая встреча — прогулка по ночной Вене. Театр. Естественно, оперный. Я еще тогда сказала ему — в нашей двухместной роскошной ложе — что никто из этих актеришек не сравнится с ним. С его голосом.

На следующий день в мой отель пришли цветы. Гигантская, просто невообразимых размеров золотистая корзинка с розами. Красными, конечно. И с запиской: «Королеве цветов. Моей Розе».

Шестая встреча — уже в США. Сиэтл. Он оплатил мой перелет, мое проживание… он все оплатил.

Седьмая встреча — на благотворительном вечере, в элитном яхт-клубе — была последней. После аукциона, на котором были разыграны самые дорогие призы, мой Великолепный уединился со мной на своем пятикомнатном «прогулочном суденышке» и, встав на одно колено, как в лучших фильмах, предложил стать его женой.

Больше мы не расставались.

* * *

На следующей неделе, сразу после того, как посидела за чашкой чая с Элис, я захожу в супермаркет возле своего дома за макаронами, сыром и томатной пастой. Намереваюсь устроить себе пир под просмотр любимых детских мультфильмов, диски которых до сих пор сохранились. Этот вечер только мой. Мне не нужно искать золотые ленты, меня не интересует чертежи, которые готовы продать мне историки за десятки тысяч евро, и я уж точно не должна отчитываться перед боссом о готовности нового костюма. Воскресенье — мой выходной. Я люблю его как раз за это — за уединение. За возможность пойти куда нужно, встретиться с кем хочу, и побыть там, где пожелаю. У меня ни плана, ни графика, а это успокаивает. Сложно всегда быть организованной, когда по природе твой характер повернут совсем в другую сторону.

Я медленно, едва ли не с удовлетворением, иду по магазину с тарахтящей металлической тележкой и разглядываю полки, забитые цветным разношерстным товаром. Здесь есть все, что душе угодно, не глядя на размер. Я не люблю шумные многолюдные места с детства. А теперь, в преддверие рождения малышки, — еще больше. Тем более, сейчас это может быть опасно, как убеждала меня подруга.

А, вот и нужный отдел. Два больших стеллажа, и миллион упаковок, разложенных по всему его периметру. Я ищу табличку «Italia». Я нахожу ее слева. На счастье, сегодня мой любимый сорт здесь. Ярко-желтая упаковка с красными буквами и волнистым, закрученным мучным содержимым отправляется в тележку.

Дальше на очереди паста. Для удобства клиентов она за поворотом. И тоже имеется итальянская, с тосканскими печеными помидорами. Да это мой день!

Сыр приходится поискать — пармезана нигде нет — но, в конце концов, я нахожу адекватную замену. Такой же твердый и такой же белый. Продавщица уверяет, что по вкусу так же похож. Мне остается лишь поверить на слово.

Когда-то я была уверена, что забуду, что значит ходить по магазинам. У Фабуло не было привычки ездить в гипермаркет по воскресеньям и закупать скидочный товар на неделю, как делали мои родители. Продуктами и кухней занималась Роуз, которая служила еще у его матери, а если что-то срочное требовалось купить — или мне хотелось — он отправлял за этим Прескью, живого, подтянутого и очень услужливого мужчину, занимающего, условно говоря, должность мальчика на побегушках. Я почти не бывала в супермаркетах. И я почти забыла, как здорово гулять между полок и скидывать в корзинку желанный товар. Порой мне кажется, это напоминает медитацию — успокаивает, по крайней мере, ничуть не хуже.

У кассы совсем небольшая очередь, и это добавляет плюсов к моему уже и без того поднявшемуся настроению. Выкладывая товары на движущуюся черную линейку, я становлюсь следом за женщиной с детьми, похожей на ту, что видела недавно в парке, пока с кассиршей расплачивается высокий мужчина в серой майке и темных солнцезащитных очках. Его товар — французские булочки, два яблочных сока и, кажется, апельсиновый штрудель — их здесь нарезают на заказ.

— Двадцать и тридцать пять, — вежливо проговаривает сумму Милен, как написано на ее бейджике. Складывает содержимое моей тележки в пакет с фирменной эмблемой магазина.

Я киваю, доставая кошелек. И почти сразу же разочаровываюсь в себе, в мироздании и в том, что не проверила деньги перед выходом из дома. Как назло, вся сумма внутри: пятнадцать долларов и десять центов.