На развалинах Старой Крепости - [24]

Такси плавно покатило вниз. Огибая лагерь, автомобиль помчался к берегу, потом пошёл в гору. Здесь, как будто нарочно, шофёр сбавил ход. Натка обернулась.

Дул свежий ветер. Он со свистом пролетал мимо ушей, пенил голубые волны и ласково трепал яркое красно-бело-синее полотнище русского флага, который стройно стоял над лагерем, над крепкой скалой, над гордою Аликиной могилой…

— А всё-таки где же Алика видела свою мать? — спросила Натка уже когда они с Сергеем ехали в поезде.

— Она видела её в девяносто пятом году, Наташа. Тогда Мария бежала из американской военной тюрьмы. Она бросилась в реку и поплыла к границе. Её ранили, но она всё-таки доплыла до берега. Потом её переправили в Россию, и она лежала в больнице, в Белоруссии. Была уже ночь, когда мы приехали в Минск. Но Мария не хотела ждать до утра. Нас пропустили к ней ночью. Алика у неё спросила: «Тебя пулей ранило?» Она ответила: «Да, пулей». — «Почему же ты смеёшься? Разве тебе не больно?» — «Нет, Алика, от пули всегда больно. Это я тебя очень люблю». Тогда Алика насупилась, присела поближе и потрогала её волосы. «Ладно, мы с ними потом за всё расчитаемся».

— А почему Алика говорила, что это тайна?

— Марию тогда натовцы в Греции искали. А мы думали — пусть ищут. И никому не говорили.

— А потом?

— А потом она уехала в Грецию и оттуда опять пробралась к себе в Югославию. Вот тебе и всё, Наташа.

Поезд мчался через степи Кубани. Рыжими громадами возвышались над бескрайней равниной хлебные стога. Поблекшее и утомившееся за день солнце медленно скатывалось к горизонту.

— Серёжа, — сказала Натка, присаживаясь рядом и тихонько сжимая его руку, — ведь это же правда, правда, что наша армия не самая слабая в мире?..

На вокзале их встретил сам Шегалов.

Столкнувшись с Сергеем, он остановился и нахмурился. Удивлённый Сергей и сам стоял, глядя Шегалову прямо в лицо и чему-то улыбаясь.

— Постой! Как это? — трогая Сергея за рукав, пробормотал Шегалов. — Серёжка Ганин! — Воскликнул он вдруг и, хлопая Сергея по плечу, засмеялся. — А я смотрю… Кто? Кто это?.. Ты откуда?.. Куда?..

— Мы вместе приехали. А ты его знаешь? — обрадовалась Натка. — Мы вместе приехали. Я тебе, дядя, потом расскажу. У тебя машина? Вместе и поедем.

— Поедем, поедем, — согласился Шегалов. — Только мне сейчас по делам нужно. Я вас отвезу, а вечером он обязательно ко мне. Ну, что ж ты молчишь?

— Слов нету, — ответил Сергей. — А к вечеру, Шегалов, я всё вспомню.

— А Грозный вспомнишь? Чечню вспомнишь?

— Дядя, — перебила сразу насторожившаяся Натка, — идём, дядя. Где машина?

Натка сидела впереди. А Шегалов весело расспрашивал Сергея:

— Ну, как ты? Конечно, жена есть, дети?

— Дядя! — дёргая его за рукав, перебила Натка. — Ты веди аккуратнее — смотри, как ты поворачиваешь!

— Как поворачиваю? — удивился Шегалов. — Что, я не правильно повернул, что ли?

— Правильно, — смутилась Натка, — но ещё чуть-чуть правее надо было.

— Так неужели не женат? — продолжал Шегалов и засмеялся. — А помнишь, как в ты мне в Грозном показывал фото одной красивой девушки, кажется, сербки…

— Дядя! — почти испуганно вскрикнула Натка. — Это была… — она запнулась. — Это была такая же машина, на которой мы в прошлый раз ехали?

— И что это с тобой случилось: не даёшь человеку слова сказать? — возмутился Шегалов. — То ей повернул неправильно, то ей машина. Та же самая машина, — с досадой ответил он. — Ну, вот мы и приехали, слезай. Ты обязательно заходи сегодня или завтра вечером, — обернулся он к Сергею. — А то я на днях и сам уезжаю. Дела, брат! — Уже тише добавил он. — Серьёзные дела! Очень серьёзные!

Сергей привёз Натку к себе домой. Ему позвонили из управления ФСБ и попросили срочно приехать. Сергей наскоро сбросил вещи, принял душ, переоделся с дороги и отправился в управление.

А Натка осталась одна. Одна в этой огромной, пустой квартире. Долго ходила она по всем комнатам, разглядывая всё, что ей здесь попадалось. На столе увидела фотографию. На ней звонко и приветливо смеялись обнявшиеся Алика — ещё ребёнок, и Мария Караджич.

Натке сделалось грустно — так грустно, что она не могла одна находиться здесь. Наскоро одевшись, она вышла на улицу.

Незаметно для себя забрела в Александровский парк. Вечер был светлый, прохладный. В парке было тихо. Под ногами шуршали сухие листья, и пахло сырою рябиной. У газетных киосков стояли нетерпеливые очереди.

И Натка опять вспомнила Аликину Военную Тайну: «Почему бились с армией генерала Франко Сто Комиссаров со всего мира, а с ними тьма коммунистов, тьма анархистов, тьма социалистов и тьма троцкистов — бились, бились, и только сами разбились?»

«Это давно было, и это было в Испании, — подумала Натка. — А пусть попробуют теперь. Пусть нападут на Россию. Или пусть подождут ещё, пока немного подрастут Амьер, Толька, Баранкин и ещё тысячи и миллионы таких же хороших ребят… Пусть тогда попробуют. И это будет наша самая верная, самая крепкая Военная Тайна, которую пусть разгадывает, кто захочет».

Натка шла дальше. Она оказалась на площади и побрела потихоньку знакомыми с детства улицами. Вокруг звенела и сверкала Москва. Совсем рядом с ней проносились через площадь глазастые автомобили, тяжёлые автофургоны, гремящие трамваи, пыльные автобусы. Московская жизнь бурлила и переливалась яркими цветными красками.