На пути к рассвету - [10]

— Чтоб не быть закуской для акул-«мессеров». Им такая высота не по нутру, им простор подавай, а тут, чуть что, при их скорости — и рылом в землю.

Жандорак тем временем снял чехол с пулемёта, проверил замок, пропустил в паз ленту с патронами, уселся поудобнее лицом к хвосту самолёта.

— Просим пардону, что вынужден спиной к обществу. Готово, товарищ старший лейтенант, всё в порядке! Мешок не забыла, востроглазая? — Алёша подмигнул Марийке.

— Полетели уж, военный.

— От винта! — крикнул вперёд Степаныч.

— Есть от винта! — ответили с земли.

Самолет затрясло, он, медленно, по-утиному переваливаясь, пополз по полю, долго разгонялся и наконец взлетел.

Они и вправду пошли на малой высоте. В ушах свистел ветер, мотор грохотал так, что Марийка, решив сказать что-то Анне, сидевшей за спиной Алексея, лишь толкнула её в бок и показала ему, точнее — его затылку, кончик языка. А тот, словно увидев это, повернулся к Анне.

— Летала раньше?

— Один разок! — прокричала Анна.

— Нравится?

— Ветрено!

— Ветер в лицо, а в сердце песня! Любишь петь?

— Голос тихий!

— Это ничего, это бывает с вашей сестрой в девичестве. Подпевай, подруга!

Алексей, распрямившись, оглядел внимательно небо справа, потом слева и только после этого запел песню, которую Аня раньше слышала, но слов не знала, да и сейчас не все разбирала из-за трескотни мотора.

Там, где пехота не пройдёт

И бронепоезд не промчится,

Угрюмый танк не проползёт, —

Там пролетит стальная птица.

Алёша обернулся, взмахнул руками, но этого ему показалось мало, и он сдёрнул с головы кожаный шлем, мотнул им, призывая всех поддержать припев:

Пропеллер, громче песню пой,

Неся распластанные крылья!

За вечный мир, в последний бой

Лети, стальная эскадрилья!

Аня чуть шевелила губами. Марийка выкрикивала отдельные слова, а парни молчали. Не вышло с песней, и Алёша надолго замолчал, сидел, не оборачиваясь, а потом отгородился от пассажиров вовсе, подняв широкий воротник куртки.

Глаза слезились от секущего ветра, но Аня глядела и глядела на быстро бегущую землю. Леса, леса, изредка светлело озеро, похожее на запотевшее зеркало, вокруг ни сёл, ни дорог. Земля словно вымерла. И всё-таки там, на земле, хорошо — тепло, покойно. Каждая кочка, каждый камень, каждый пенёк, каждый кустик спрячет, убережёт. Там можно, прижавшись всем телом к земле, ползком уйти от наседающего врага, там можно занять, как учили, круговую оборону, и пусть возьмут, пусть сунутся. А здесь полная беспомощность, и ком в груди от страха: а вдруг налетят, вдруг подстерегают вон там, за чёрной бугристой тучей…

По переговорной трубе Степаныч что-то крикнул Алёше, но тот ему не ответил, а как-то ближе придвинулся к пулемёту. Анне показалось, что впереди посветлело, и точно: минут через десять в сплошном сером одеяле стали появляться редкие просветы.

— Студёно! — прокричала Марийка на ухо Анне. — Ноги озябли. Эй, парни, сделайте крышу! Зябко!

Маунумяки зашевелился, вытянул брезент, осторожно подал Марийке, та нырнула под него, завела за свою спину, укрыла Аню. Теперь в кабине стало уютно, тепло, а главное — тише. Все молчали, Аня поёрзала, пытаясь отодвинуться от острых колен Яковлева, сидевшего напротив. Ноги в пьексах быстро согрелись. Она улыбнулась — по легенде пьексы подарены ей старым финном, у которого Аня в Петрозаводске стирала бельё, а на самом деле, по настоятельной просьбе Андропова, эти пьексы искали целую неделю и нашли на каком-то складе у моряков месяц назад. Андропов говорил ей — деталь в одежде, невинный клочок финской газеты, вынутый будто невзначай, вызовут куда больше доверия, чем гладко рассказанная биография. Работать над деталью, изучать детали, внушал Андропов. Какое лицо у того старого финна? Ну, быстро, быстро. Борода, и конечно, седая. Не очень оригинально. А может, у него правый глаз с прищуром? И прищур оттого, что на веке бородавка. На что похожа эта бородавка? На горошину. Штамп. Надо крепко подать, как припечатать, ну, так на что похожа бородавка? На подмороженную прошлогоднюю клюковку, говоришь? А что, зримо. Я увидел эту бородавку. Молодец, опять же и местный колорит соблюден. И подмороженная — это схвачено верно. Она ведь такая дохлая, сморщенная, приметная. Ты стихи не пишешь случайно?..

Аня согрелась и задремала. Левым боком невольно прижалась к спине Алексея, а справа у неё было мягкое тёплое плечо Марийки.

Проснулась оттого, что самолёт пошел вниз, затем рванулся вверх, гул мотора на мгновение замер.

— Напугались, ребятки? — спросил Алёша, заглядывая под брезент. — Это Степаныч заснул. С ним такое бывает.

— Мотор даёт перебои, — сказал вяло Маунумяки.

— Приятно иметь дело со знающим человеком. Ну, а чтоб всем было спокойно, сообщу — пилот переключил другой бензобак.

Самолёт снова зарылся носом, затем тяжело, медленно выровнялся.

— Может, за нами гонится «мессершмитт»? — спросила Аня.

— Спите спокойно, дорогой друг и товарищ, — засмеялся Алёша и прикрыл голову Ани брезентовым пологом.

Она попыталась выглянуть, но почувствовала, что рука Алёши не пускает её, в сердце у неё вдруг всё обмерло от страха — Аня поняла: что-то случилось. Сейчас вверху над ними ударит вражеский пулемёт, и Алексей тут же ответит ему, но тех, наверху, много, и они будут пикировать раз за разом, пока…