На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД - [22]
Разгадка, думаю, проста. В ту пору многие сталинские опричники имели за кордоном скрытный уголок – на случай непредвиденного поворота судьбы. Яков Петерс, выпихивая из страны британского разведчика Локкарта, незаметно подсовывал ему записочку для своей жены-англичанки. Мастер заплечных дел Шапиро-Дайховский в часы досуга тосковал по отцу, вдыхавшему воздух туманного Альбиона. Пронырливый Изя Чоклин тайком встречался с американкой, привозившей весточки от тамошней родни. И светили иезуиту Мигберту родные огоньки с того берега Атлантического океана.
Старший брат Ржавского был завзятым бундовцем: еще в 1906 году бежал из сибирской ссылки, колумбствовал в Новом Свете, а когда крейсер «Аврора» холостой выстрел произвел, примчал назад жизнь свою заново обустраивать. То ли большевики его плохо встретили, то ли перекрасившиеся бундовцы, но вскоре вышла у него несогласка с Советской властью и, несолоно хлебавши, убрался он восвояси.
Видать, Лев Григорьевич не забывал давнишнего соратника по Всеобщему еврейскому рабочему союзу, раз попечительствовал над младшим Ржавским. А тот и рад стараться. Порою летели через моря-океаны от молодой супружницы нашего героя письма по нью-йоркскому адресу: N.J.S. 530 W.st. 163. А ведь знала чекистка, что ей строго-настрого запрещено переписываться с зарубежьем в силу секретности службы. Но для тогдашних власть имущих закон не был писан. Зато каждый патриот России, мало-мальски известный на Западе, злобное подозрение вызывал…
Молодой рудознатец Георгиев занялся изобретательством после поражения русской армии под Порт-Артуром: сделалось ему обидно за державу. Однако придуманную им механическую дистанционную трубку для снарядов, а проще говоря, запал новой конструкции царские сановники встретили с прохладцей: он запантетовал изобретение в Лондоне. Мировая печать заговорила о нем как о восходящей звезде артиллерийского дела. Американский полковник Гибсон зазывал талантливого инженера:
– Мистер Георгиев, в США условия превосходны, лаборатории отличными приборами оборудованы – ваша звезда там в полную силу засверкает.
Тут же французский и британский атташе вьются как мухи, тоже блага заграничные сулят. Но особливо назойливыми германцы оказались: спроворили где-то воздушный шар, прилетели в заснеженную Пермь – на трубку ту полюбоваться. Так и сяк вертят ее в руках, приговаривают:
– Наша крупповская модель, пожалуй, хуже будет.
Попросили цену назначить. Павел Константинович усмехнулся:
– Не продается!..
После Гражданской войны решил Георгиев вернуться к изобретательству. Не тут-то было: переквалифицировавшийся в главного кадровика ВСНХ Кацнельсон зыркнул на него, острым чекистским носиком повел, определил: политически неблагонадежен. «Да, я белогвардеец, но честный белогвардеец!» – вспылил Павел Константинович. И зазвездил правду-матку в глаза:
– Слыхал я, что не то Краснощёков, не то Кривощёков, у коего настоящая фамилия Токольсон, по всему миру разыскивается американской полицией как бандит, прославившийся лихими налетами на заокеанские экспрессы. В Советской же России, сказывают, этот господин сначала разбойничал на посту красного губернатора Дальневосточного края, а потом – в Высшем совете народного хозяйства. Творил разор безнаказанно благодаря таким как Кацнельсон.
Понятно: за эту филиппику Георгиев чуть под суд не угодил. Наконец, в 1926 году кто-то вспомнил про мытарствующего изобретателя: был он зачислен в Ленинградское секретное конструкторское бюро по запальным устройствам. Спустя несколько лет испытательную стрельбу устроили – проверяли, как действует георгиевская трубка в боевых условиях. Сам Киров приехал на Ржевский полигон, поглядел в подзорную трубу и сказал с мужицкой прямотой: «Нечего лизать жопы иностранцев, вот вам отечественное изобретение, которое нужно ввести в жизнь» [4]. И зазолотился на груди старого инженера орден Ленина.
На беду нарком тяжелой промышленности Павлуновский – тот самый, расстрелявший в 1918 году вместе с солдатом революции Матвеевым мятежных матросов на Кронштадтских фортах, – зело возлюбил орденоносца. Как-то вызвал к себе в первопрестольную, поручил выдумать такой морской снаряд, какой бы ввинчивался, как штопор, в корабельный борт даже под малым углом. Георгиев отнекивался, поелику считал себя специалистом по запалам, но не снарядам. Да толку – переубедить всезнающего наркома был не в силах. Забессонничал у рабочего стола, заколдовал над чертежами, а завистники за спиной перешептываются, «знахарем» обзывают, подпакостить норовят. И добились своего: однажды предстал пред светлыми очами изобретателя Яшка Ржавский. С подручным Дмитрием Фигуром скрупулезно исчислил он миллионные затраты на чудо-трубку, на морской снаряд и окрестил Георгиева вредителем, считая: раз американцы и немцы отказались от услуг инженера, то Советы чем хуже?
Нарком Иван Павлуновский. Фотография 1930-х годов
Вот сидит бедняга на нарах, день и ночь мается, при свете тусклой тюремной лампочки пишет наркому оборонной промышленности Кагановичу послания. Не жалуется на свою судьбу, но умоляет: «Хочу просить у Вас особой милости ознакомиться с моими оборонными работами». А напридумано, надо сказать, много чего было за три десятка лет, да руками еще не сделано, не сотворено. Спешил Георгиев, опасался, что не поспеет державу как следует укрепить: война, виделось, не за горами… Да так и помер на казенной больничной койке, не дождавшись наркомовской милости: чихал Каганович с колокольни Ивана Великого на сии георгиевские эпистолы!
