«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания - [22]

Я встретилась с А. М. Евлаховым позже, только в 1935 или 1936 году, в Ленинградской консерватории, где он преподавал вокалистам итальянский язык, а я работала там же в библиотеке, в кабинете иностранной литературы. Его сын был тогда уже начинающим композитором. Конечно, мы не сразу узнали друг друга. К тому времени прошло больше тридцати лет, что мы не виделись. Он за этот период успел окончить еще один вуз — медицинский. Заинтересовался сперва психологией, а потом и вообще медициной, даже вел прием как психиатр в одном из специальных лечебных заведений, да еще и преподавал итальянский язык. Я же кончила историко-филологический факультет, имела за спиной порядочное количество лет педагогической и музейной работы и трехгодичную ссылку в Восточную Сибирь. И теперь, по возвращении, работала там, куда взяли.

Если не ошибаюсь, он умер во время Отечественной войны (в блокаду?). В начале блокады он приходил к нам в кабинет и читал небольшие «новеллы», посвященные тяжким переживаниям блокадников (до отъезда консерватории в эвакуацию в Ташкент). Я же прослушала у него курс грамматики итальянского языка, что было необходимо для переводов с итальянского, которыми мне приходилось заниматься. Так что и в эти годы мы находились в тех же отношениях учителя и ученицы, как и прежде. Но о моем злосчастном сочинении в школе я не говорила, хоть и хорошо его помнила, а он, конечно, ничего не помнил, хоть из вежливости и утверждал обратное.

Еще у нас был талантливый молодой преподаватель физики Даниил Александрович Александров — подававший большие надежды ученик Хвольсона, отец известного ныне математика, бывшего ректора Ленинградского государственного университета Александра Даниловича Александрова. И внешность у него была привлекательная. Так что некоторые из учениц были в него влюблены, да и он увлекался некоторыми из девочек.

Я, явная гуманитарка, физику как-то не понимала до конца, и хотя вызубривала добросовестно все, что могла, и отметки получала отличные, но у опытного педагога, каким был Д. А., обо мне сложилось определенное мнение.

Помню, осенью 1906 года я отвечала ему в кабинете какой-то раздел физики. По семейным обстоятельствам, о которых расскажу позже, я пропустила часть курса, и теперь он меня экзаменовал отдельно.

Он предложил мне рассказать о динамо-машине. Я бодро отрапортовала все, что выучила. Он сидел в кресле и слушал меня, не прерывая, не задавая ни одного вопроса, сложив руки на груди. Наконец я остановилась. Сказать мне больше было нечего. Он помолчал еще, а я самодовольно подумала: здорово я отвечала, даже вопросов не задает, наверное, очень доволен. Тут он улыбнулся и сказал: «А знаете, Левис, вам бы на юридический факультет в университет поступить», — и поставил пятерку. Пятерка — это хорошо, — подумала я, но при чем тут юридический факультет? Он-то понимал — при чем.

28 октября 1975 года
Вот опять перерыв в моих записях. И знаю, что времени мне остается немного, и надо спешить, если хочу выполнить обещание, данное Джаночке и ее детям, — оставить свои воспоминания, которыми они интересуются. Но как-то не всегда могу сосредоточить свое внимание на прошлом, да и память часто отказывает — вдруг забуду что-то, кажущееся мне очень важным, а спросить уже не у кого, все мои современники давно покинули этот мир. А письма старых друзей за те годы, которые я описываю, все были забраны в 1930-м году и, конечно, пропали безвозвратно. Так жаль мне их! Многое они могли бы мне напомнить.

Вот встают передо мной картины далекого прошлого. Мы, «островитянки», идем в гимназию заниматься во вторую смену.

Место встречи — Николаевский мост (ныне мост Лейтенанта Шмидта). Я живу на углу 1-й линии и Среднего проспекта, в старом доме барона Раля, это дом эпохи Елизаветы Петровны (как потом установил Курбатов, дом эпохи Анны Иоанновны). Манцочка Брик живет на 7-й линии тоже в старом доме, принадлежавшем баронессе ван дер Ховен, между Большим и Средним. Лёся Фомина — на 7-й линии между Средним и Малым, Таня Стахевич — на 8-й линии в доме 33, на четвертом этаже надворного флигеля, Вера Пастухова — на 9-й линии на четвертом этаже дома Полежаева, в квартире с балконом[17].

Сходимся у моста и продолжаем путь вместе. Нам дается определенная сумма денег на проезд: сперва на конке (обычно на империале, то есть на втором этаже — это дешевле и интереснее), до Гороховой улицы (ныне улица Дзержинского), а по Гороховой на паровичке, а затем еще кусок пути до Кабинетской улицы, где находится гимназия Стоюниной, пешком.

Но мы редко ездим. Больше ходим пешком — и туда и назад. Надо же когда-то гулять. А на прогулки ходить некогда. Утром готовим уроки и, пообедав, отправляемся в школу. Путь в один конец занимает более часу пешком (примерно час двадцать минут — час тридцать минут). Занятия — с четырех до восьми. Вечером возвращаемся пешком, проветривая головы, и заходим во все кондитерские, где проедаем на пирожные все скопленные (данные нам на проезд) деньги. Возвращаемся поздно. Ужинаем, побренчим на рояле или почитаем книжку на сон грядущий, а там и спать. Встаем часов в восемь, завтракаем и садимся заниматься. Потом обед и встреча у моста. И так каждый день в течение полутора лет, «без отдыха и срока». Но мы обещали заниматься «как негры» и обещание выполнили, учителей своих не подвели. Изредка походы в театр или на концерты по воскресеньям — вот и все, что мы себе разрешали.