«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания - [19]

9 января 1905 года

Но вот мирное течение жизни прервалось — сперва японская война 1904 года, которую мы, еще дети, восприняли как неслыханный позор, а потом и 1905 год, сильно изменивший и перевернувший и мою маленькую жизнь.

Бесконечный поток небольших брошюр политического характера проник и в наш дом благодаря мужу старшей сестры, захваченному, очевидно, революционным движением этой эпохи. Я тоже читала их десятками, не все понимая, но всем интересуясь. Волнения, охватившие разные группы общества, вылились и в митинги, и во всякого рода собрания в высших и даже средних учебных заведениях; я с моими подругами тоже усердно посещала их. Дома, конечно, не рассказывала о том, куда я исчезала по вечерам на длительное время. Очень хорошо помню день 9 января 1905 года. Отец тоже интересовался политикой (правда, он состоял в партии К-Д[10], которую мы все скоро запрезирали, признавая только партии эсеров и социал-демократов). Он взял меня и сестру Раюшу и повел на угол Среднего проспекта и 5-й линии, где находился клуб рабочих нашего района. Туда нас не пустили, конечно, но мы видели через окна мелькавшие внутри фигуры людей и слышали голоса ораторов, произносивших речи.

Затем на улицу вышло большое количество рабочих, и они стройной колонной двинулись по направлению к 1-й линии, а оттуда завернули на набережную и двинулись к Дворцовому мосту с толпой таких же любопытствующих. У Румянцевского сквера, однако, отец остановился в раздумье, а затем взял нас за руки и повернул назад. Очевидно, он понял, какие серьезные последствия может иметь эта «прогулка», и побоялся подвергнуть детей опасности. А мы, само собой разумеется, рвались вперед и сопротивлялись возвращению домой. Так и не привелось нам в этот день побывать на Дворцовой площади, а мне, вероятно, не пришлось бы сейчас писать об этом, если бы привелось!

2 августа 1975 года
Вот я опять в Ольгине. Дышу «свежим воздухом». Утром ходила в лесопарк. Собирала малину. Вернулась — сильный ливень, гроза. Скоро, однако, все стихло. Обедала внизу — день рождения дочери этой «нижней» хозяйки. Я вроде как «свадебный генерал». Во-первых, возраст — 85 лет, во-вторых, дама, знающая несколько иностранных языков и вообще «интеллектуал». Это поднимает реноме сдаваемых на лето комнат. «А у нас жила артистка Мариинского театра», «А у нас живет М. М., — дама, владеющая несколькими языками, недавно вернувшаяся из Парижа, знающая толк в искусстве и старинных вещах» и т. д. Глупо — сижу за столом и веду себя соответственно, дабы не разочаровать присутствующих.

Письмо в редакцию «Речи» и «волчий паспорт» [11]

В 1905 году, во время, полное всяческих событий, волновались и принимали в них участие не только люди со сложившимися политическими убеждениями, но и вся молодежь, хоть сколько-нибудь сочувствовавшая освободительному движению в стране. Среди них были и очень юные — ученики средней школы. Это движение проявилось в беспорядках, сходках, забастовках как в мужских, так и в женских средних учебных заведениях.

И я тоже бегала на митинги — средних учебных заведений, в Петербургский университет, в Горный институт, в 3-ю мужскую гимназию, в Ларинскую, слушала выступления «товарища Абрама» (до сих пор не знаю, кто скрывался под этим прозвищем), каких-то студентов, каких-то гимназистов.

Наша гимназия кажется мне удивительно инертной, но и в ней начинается «брожение умов». Я в то время была ученицей второго (то есть предпоследнего) класса казенной Василеостровской женской гимназии ведомства императрицы Марии Федоровны. За политическую неблагонадежность были уволены в конце 1905 года наши лучшие учителя. Среди них была и Зинаида Павловна Павлова-Сильванская, которую мы привыкли любить и уважать с самого первого года нашего пребывания в школе. Она преподавала географию. Преподавала так живо и интересно, что все мы обожали ее, обожали немного на институтский лад, но искренне и восторженно. Второй из уволенных преподавателей, Константин Иванович Минервин, преподавал химию, но не в нашем классе.

Мы решили протестовать и составили «коротенькое, но дерзкое письмо» (по выражению начальника гимназий Мариинского ведомства Степанова). Составительницами этого письма были одиннадцать учениц из трех старших классов, в том числе из нашего 2-го «А» — Леся Фомина и я, из параллельного «Б» — Манцочка Брик, Вера Пастухова и Таня Стахевич. Из старшего класса — Л. Утян, А. Хват, С. Карасик и не помню еще кто; из младших — Е. Балаева, Е. Беклешова и еще кто-то. Письмо мы принесли в редакцию газеты «Речь» и потребовали, чтобы все наши фамилии тоже напечатали. Пренебрегая уговорами редакции, настояли на своем, считая нечестным писать «анонимки». Письмо было напечатано со всеми подписями:

Группа учениц Василеостровской гимназии выражает свое глубокое негодование против возмутительного поступка Высшего начальства, которое уволило без достаточных оснований из состава педагогического персонала наших лучших, уважаемых учителей (имена учителей).

Ученицы Василеостровской гимназии:

Е. Беклешова, Т. Стахевич, М. Брик, Л. Утян, Н. Брянцева, А. Хват, Е. Балаева, С. Карасик, О. Фомина, М. Левис, В. Пастухова