«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания - [134]
>Джани. 1934 г.
Пароход во льдах[221]
В конце октября я взяла расчет на работе, устроив на свое место профессора А. И. Андреева, и стала оформлять свой отъезд. Кто-то предложил мне отправиться на небольшом пароходике, плывшем в Красноярск. Я была единственной пассажиркой. Меня провожали торжественно. На пристань пришли многие приятели и приятельницы. Но увы! Мне удалось доплыть только до Казачина, а оттуда пароходик вместе со мной вернулся вновь в Енисейк, поломав что-то важное — не то винт, не то колесо. Мы бесславно едва дотянули до енисейской пристани, где встречали меня сестра и Диомид Лукич, узнавшие откуда-то о постигшей судно аварии. Теперь мне предстояло ждать последнего парохода, шедшего с низовьев Енисея.
Я заранее запаслась местом в двухместной каюте и готовилась с комфортом совершить это путешествие на большом пароходе с большим количеством пассажиров. Даже надела черный дорожный костюм, туфельки на каблучках и фетровые боты, совершенно не пригодившиеся мне в Енисейске. Сверху на мне было мое зимнее пальто. Воротник из голубого песца на нем износился за три года испытаний, и я заменила его воротником из белого барана; но пальто было вычищено и отглажено, так же как и серая фетровая шапочка, правда вышедшая из моды за эти годы. В общем, я себя чувствовала знатной путешественницей — и совершенно напрасно, как выяснилось впоследствии.
Пароходом раньше уезжали еще некоторые ссыльные из мне известных: молодая чета с маленьким сыном, Юра Ильин, жена одного ссыльного армянина (ее звали, кажется, Милицей) с десятилетней дочерью Сэдой, приезжавшая навестить мужа, и кто-то еще — уж не помню.
Пароход пришел к вечеру. Я распростилась с Раюшей, Диомидом Лукичом и остававшимися друзьями, среди которых были и мой помощник Вячеславич, и Людмила Августовна, и И. А. Андреев, и многие другие.
Не помню, кто была моя соседка по каюте, но помню, что, переодевшись в ночную сорочку, я с удовольствием растянулась на застланной койке и приготовилась сладко уснуть. Увы, ночью я проснулась от того, что подо мной что-то стучало и тряслось. Мечты о спокойном сне улетучились. С пароходом было явно не все благополучно. Моя соседка стала одеваться. Я сочла за лучшее последовать ее примеру. Стучало и тряслось все сильнее и сильнее, и наконец мы остановились. По палубе забегали. Мы решили разузнать, в чем дело. Возможно, запланированная остановка. Нет, это, обуянные тревогой пассажиры стали выбегать из кают, несмотря на темноту. Капитан пытался навести порядок, но это ему плохо удавалось.
Когда стало светать, выяснилось, что шуга затянула все свободное водяное пространство, судно затерто, во время попыток продвигаться вперед в механизме что-то поломалось, и пароход стал вмерзать в шугу, превращавшуюся понемногу в настоящий лед. Выяснилось также, что мы не одни в этом положении. Здесь скопилось порядочное количество таких же судов, вышедших и раньше, и позднее нас с низовьев Енисея. Один из капитанов стоящего рядом — тоже вмерзающего, но еще не поломавшего своих колес и руля — парохода взял нас на буксир и попытался подтащить наше судно ближе к берегу, от которого мы находились довольно далеко.
Тут я увидела, что кто-то с другого парохода старается мне подать какие-то знаки, размахивая то носовым платком, то полотенцем. Когда мы подплыли немного ближе, я узнала Юру Ильина: он приветствовал меня и что-то кричал, не теряя бодрости и юмора, свойственных ему. У меня отлегло от сердца. Значит, не так уж плохо дело, если я не одна здесь и Юра еще шутит.
Пароходы безнадежно вмерзли. Решено было высадить всех пассажиров на берег (мы стояли против небольшой деревушки, название которой я забыла). До Красноярска оставалось примерно сто с лишним километров. Пешеходы легкого веса, вроде меня, смогли скоро перебраться на берег. Вещи перевезли на салазках позже. Нас стали размещать кого куда. Енисейцы оказались вместе — мы просили об этом. Нас поместили в здании школы, где мы заняли кухню — там топилась печь. Сообразительный Юра устроил меня возле самой печки, а сам расположился за нею, в глубине помещения.
В маленькую деревню застрявшего во льдах народу прибыло несколько сотен. Телеграфировали в Красноярск — оттуда приказали ждать машин, которые должны были постепенно разгрузить несчастную деревушку от нежданных прожорливых постояльцев.
Все валялись на полу как попало. Я сняла свой дорожный костюм и облачилась в рыженький халатик, в котором проделала остальной путь до Красноярска. Пальто мое, только что перед отъездом выглаженное и отпаренное, снова пригодилось в качестве одеяла, а одеяло, расстеленное на развернутом портпледе, послужило мне постелью. Есть, в сущности, было нечего. Мы подъедали то, что взяли с собой в дорогу.
Прошел день, два — никаких машин не присылали. Милица, мама девочки Сэды, предложила объединиться с ней и нанять подводу частным образом, чтобы добираться в Красноярск самостоятельно. Она очень боялась за свою дочь, и я ей вполне сочувствовала. Нам удалось найти подводу. Хозяева запросили страшную цену, но мы согласились, и так ушли все мои денежные запасы, рассчитанные на путешествие до Ленинграда. Мы решились ехать, тем более что от тесноты, грязи и недоедания начались желудочные и прочие заболевания.
