Мы умели верить - [66]

– Чем больше, тем лучше, – сказал Билл.

– Да, но я хотела ознакомить вас со всем – это моя обязанность – и я не представляю, как мы все успеем.

Стэнли наклонился и вытянул за край бумаги голыми руками, и Билл издал резкий вздох.

– Садитесь, – сказала Нора, и Йель, Билл и Роман опустились на холодные металлические стулья, а Дэбра прохаживалась по комнате. – Вот эта – видите, подписано «Фу-Фу»? И я уверена, вы догадаетесь, что это Фудзита, но смотрите, – она показала им маленький набросок лохматого щенка рядом с подписью. – Вы бы не догадались, что это значит, а дело в том, что он меня называл «Нора Ину». Нора значит «бродячая» – понимаете? – по-японски, и ему это ужасно нравилось, что я была бродяжкой, переплывшей океан. «Нора Ину» значит «бродячая собака». Можно подумать, будто бы оскорбление, а вот и нет.

– Поразительно, – сказал Йель и увидел, как горят глаза Билла. – Это… такие детали, я думаю, они окажут огромную пользу при установлении подлинности. Может, мы могли бы записать вас, ваши рассказы…

– Что ж, да, кому-то надо записывать все это. Разве вы здесь не за этим? – обратилась она к Роману.

– У меня блокнот в машине, – сказал он беспомощно.

Под взглядом нескольких пар глаз он встал из-за стола и поспешил за блокнотом.

– Что ж, – сказала Нора, – я это к тому, что вам понадобятся эти истории. И я не представляю, как мы управимся, если вы заберете все это в Чикаго. И я хотела бы все здесь отсортировать. Я смотрю, порядок здесь нарушен. Вы могли бы остаться на недельку?

Но это было невозможно, не сейчас. У них были намечены встречи, у них галерея, не говоря о том, что они хотели убрать картины подальше от Фрэнка, как только бумаги будут подписаны. Им пришла в голову идея, чтобы Роман отнес коробку с бумагами в местную библиотеку, запасшись монетами, и наснимал ксерокопий. А подлинники могут пока оставаться в Висконсине.

– Но только не в доме, – пояснил Йель. – Там с ними что угодно может случиться.

– Да, да, – сказала Нора.

Она поняла его без разъяснений.

Они оставят бумаги в банке, а на следующей неделе вернутся Йель с Романом, и они вместе разберут это.

Когда Роман вернулся, запыхавшись, Йель почувствовал, как Нора тычет ему в колено. Костяшками пальцев. Он понял, что ему не следует подскакивать или спрашивать, что ей угодно. Он скосил взгляд вниз настолько незаметно, как только был способен, и увидел, что она сжимает что-то в кулаке. Она приподняла кулак, и он подставил ладонь. Она хотела что-то передать ему. Почувствовав в руке металлический предмет, он сомкнул пальцы и ощутил его замысловатую форму. И цепочку. Колье.

Он не понял, зачем она это сделала, но засунул колье в карман джинсов, повернув острой частью вдоль паха.

Нора сказала, обращаясь ко всем:

– Слушайте, сегодня я просто порхаю, но как буду чувствовать себя через неделю, сказать не могу, и, если у вас нет других вопросов, я бы хотела, чтобы вы записали следующее, – она указала на Романа. – Все, кого я только читала о Модильяни, уверяют, что он умер от пьянства. Это чушь. Он умер от туберкулеза. Выпивкой он только прикрывал болезнь, потому что это было страшное клеймо. Бывало, на какой-нибудь вечеринке он закашливался, и тогда он притворялся, что не стоит на ногах спьяну и отчаливал. Он ведь в самом деле был немного пьян, поэтому его уловки срабатывали. Он пытался таким образом спасти свою честь, не смешно ли? Вряд ли он думал, что десятилетия спустя люди будут считать, что он спился до смерти. Это меня просто бесит. Вы это записали?

Роман прочитал из блокнота:

– Модильяни умер от туберкулеза, не алкоголя.

– Ха. Вы, однако, кое-что упустили. В другой раз берите диктофон. Теперь мне нужно рассказать вам про Ранко, потому что в книгах вы ничего о нем не найдете.

Но тут в дверях возникла банковская служащая.

– Пришел мужчина, – сказала она, – и просит разрешения к вам присоединиться.

Йель встал. В крови у него забурлил адреналин, побуждая к неразумным действиям.

Но человек, вошедший в комнату, не был Фрэнком. Йель впервые видел его – это был высокий, пожилой чернокожий, отряхивавший снег с плаща, и вид у него был просто взбешенный.

– Герберт! – сказал Билл и, встав из-за стола, приветствовал вошедшего крепким мужским рукопожатием.

И пока все смотрели на них, Нора похлопала Йеля по руке.

– Это для Фионы, – сказала она ему.

Йель кивнул и встал поздороваться с Гербертом.

– Это наш главный юрист, – возвестил он, обращаясь ко всем, к самому себе, ко вселенной.

Всю обратную дорогу до Эгг-Харбор Йель, Билл и Роман голосили и пели песни.

В отеле Йель позвонил Чарли.

– Это хорошо, – сказал Чарли. – Я действительно рад за тебя.

– Ты действительно рад за меня? Да ладно, это же грандиозно! Так говорят, когда встречают бывших на улице: «О, у тебя новый дружок, ты сбросил вес, я действительно рад за тебя». Это же грандиозно! Типа картины буквально в комнате Билла. Я веду тебя в ресторан. Завтра, потому что сегодня мы еще будем здесь. Нужно все отксерить, и дороги замело. Куда ты хочешь? На обед.

– Я подумаю об этом, – повисла пауза, а затем Чарли сказал: – Я действительно рад за тебя. Я просто устал.