Моя кузина Рейчел - [5]

Этого не произошло потому, что я чувствовал, как Эмброз.
When I went up to her room, that first evening she arrived, and after knocking stood within the door, my head bent slightly because of the low lintel, and she got up from the chair where she had been sitting by the window and looked up at me, I should have known then, from the glance of recognition in her eyes, that it was not I she saw, but Ambrose.	В первый же вечер по приезде Рейчел я поднялся в ее комнату, постучал и, слегка склонив голову под притолокой, остановился в дверях. Когда она встала со стула около окна и взглянула на меня снизу вверх, я по выражению ее глаз должен был понять, что увидела она вовсе не меня, а Эмброза.
Not Philip, but a phantom.	Не Филиппа, а призрак.
She should have gone then.	Ей надо было сразу уехать.
Packed up her trunks and left.	Собрать вещи и уехать.

Traveled back to the place where she belonged, back to that shuttered villa, musty with memories, the formal terraced garden and the dripping fountain in the little court.	Отправиться туда, где она своя, где все ей знакомо и близко, - на виллу, хранящую воспоминания за скрытыми ставнями окнами, к симметрично разбитым террасам сада, к плачущему в небольшом дворике фонтану.
Returned to her own country, parched in mid-summer and hazy with heat, austere in winter under the cold and brilliant sky.	Вернуться в свою страну - летом выжженную солнцем, окутанную знойной дымкой, зимой -сурово застывшую под холодным ослепительным небом.
Some instinct should have warned her that to stay with me would bring destruction, not only to the phantom she encountered, but finally to her also.	Инстинкт должен был предупредить ее, что, оставаясь со мной, она погубит не только явившийся ей призрак, но в конце концов и себя самое.
Did she, I wonder, when she saw me standing there diffident and awkward, smarting with sullen resentment at her presence yet hotly conscious of being host and master, and all too angrily aware of my big feet and arms and legs, sprawling, angular, an unbroken colt-did she, I wonder, think swiftly to herself,	Вновь и вновь спрашиваю я себя: подумала ли она, увидев, как я стою в дверях, робкий, нескладный, объятый жгучим негодованием, сознавая, что я здесь - хозяин и глава, и вместе с тем гневно досадуя на свои длинные руки, неуклюжие, как у необъезженного жеребенка ноги, - подумала ли она:
"Ambrose must have been thus when he was young.	"Таков был Эмброз в свои молодые годы.
Before my time.	До меня.
I did not know him when he looked like this"-and therefore stayed?	Таким я его не знала" - и тем не менее осталась?
Perhaps that was the reason why, when I had that brief meeting with Rainaldi, the Italian, for the first time also, he too looked at me with the same shock of recognition quickly veiled, and playing with a pen upon his desk thought for a moment, and then softly said to me,	Возможно, именно поэтому при моей первой короткой встрече с Райнальди, итальянцем, он тоже постарался скрыть изумление, на мгновение задумался и, поиграв пером, которое лежало на его письменном столе, спросил:
"You have only arrived today?	"Вы приехали лишь сегодня?
Then your cousin Rachel has not seen you."	Значит, ваша кузина Рейчел вас не видела?"
Instinct had warned him also.	Инстинкт предупредил и его.
But too late.	Но слишком поздно.
There is no going back in life.	Что прошло, то миновало.
There is no return.	Возврата нет.
No second chance.	Ничто в жизни не повторяется.
I cannot call back the spoken word or the accomplished deed, sitting here, alive and in my own home, anymore than poor Tom Jenkyn could, swinging in his chains.	Живой, сидя здесь, в своем собственном доме, я так же не могу вернуть сказанное слово или совершенный поступок, как бедный Том Дженкин, когда он раскачивался в своих цепях.

It was my godfather Nick Kendall who, in his bluff straightforward fashion, said to me on the eve of my twenty-fifth birthday-a few months ago only, yet God! how long in time-"There are some women, Philip, good women very possibly, who through no fault of their own impel disaster.	Ник Кендалл, мой крестный, с присущей ему грубоватой прямотой сказал мне накануне моего двадцатипятилетия - всего несколько месяцев назад, но, Боже, как давно: "Есть женщины, Филипп, возможно, вполне достойные, хорошие женщины, которые не по своей вине приносят беду.
Whatever they touch somehow turns to tragedy.	Чего бы они ни коснулись, все оборачивается трагедией.
I don't know why I say this to you, but I feel I must."	Не знаю, зачем я говорю тебе это, но чувствую, что должен сказать".
And then he witnessed my signature on the document that I had put before him.	И он засвидетельствовал мою подпись под документом, который я положил перед ним.
No, there is no return.	Да, возврата нет.
The boy who stood under her window on his birthday eve, the boy who stood within the doorway of her room the evening that she came, he has gone, just as the child has gone who threw a stone at a dead man on a gibbet to give himself false courage.	Юноши, что стоял под ее окном накануне своего дня рождения, юноши, что стоял в дверях ее комнаты в вечер ее приезда, больше не существует, как не существует и ребенка, который для храбрости бросил камень в повешенного.