Млечный Путь - [179]

Шрифт
Интервал

Коля Сущевич видел перед собою незнакомого человека в порыжевших сапогах, в ватной стеганке, с небольшими светлыми усами, с живыми и в то же время задумчивыми глазами. Незнакомец стоял без движения и, казалось, ел глазами своего маленького гостя. Во всяком случае, присматривался к нему внимательно и жадно. Коля Сущевич заложил пальцы рук за сыромятный ремешок поверх короткой одежины из серого сукна и, казалось, что-то обдумывал. Антон Крамаревич, продолжая с подозрением рассматривать его, спросил тоном человека, который не столько допрашивает другого, сколько сам ищет поддержки и понимания:

— Что скажешь? Откуда ты? Чего сюда забрел?

Коля сразу взял спокойный тон, в котором хитрость переплеталась с искренностью:

— Я ищу отца.

— А где ж он, твой отец, подевался?

— Откуда мне знать? Я его с первого дня войны не видел.

— Ты издалека?

— Из района.

— И кто же твой отец?

— Сущевич.

У Антона Крамаревича передернуло все лицо. Он с жаром, не то вопрошая, не то взывая к здравому смыслу своего маленького гостя, заговорил:

— И как же это получилось, что ты не знаешь, где твой, отец?! Он что, отказался от тебя? Знать, мол, не знаю и ведать не ведаю? (Ему было приятно выставлять Сущевича плохим отцом перед его сыном.) А может, он и рад, что такая заваруха на свете: отречься можно ото всех и от всего. Нашлись и такие.

Произнеся эти жесткие слова, Крамаревич вдруг умолк. Он увидел, что мальчишка весь как-то сжался, часто заморгал, а глаза его покраснели: вот-вот заплачет. Во всяком случае, так показалось Антону Крамаревичу. Он, как всякий незлой человек, испугался: ну, наделал беды. Он готов был проклинать себя за эту блажь — дернуло же его перед ребенком срывать свою злость на Сущевича!

— Ты не замерз? — виновато спросил он. — Давай-ка лезь на печь. Печь теплая.

— Мне не холодно, — сказал Коля упавшим голосом и вдруг с мольбой посмотрел на Крамаревича. — Вы что-нибудь плохое слышали про моего отца? Я замечаю: все что-то о нем знают. Мне ничего не говорят, а сами нет-нет да и вспомнят, что он где-то тут поблизости сказывался. Я не раз слышал, как они говорили.

— Кто это — они?

Коля молчал.

— А где твоя, коли так, мать?

— Маму гитлеровцы повесили… Не хотела сказать, где отец. Его немцы разыскивали. А она и не знала, где он.

— Знаешь что, давай-ка есть бульбу. Она хоть и холодная, зато полон чугун. — Крамаревич испытывал потребность сказать что-нибудь доброе и ласковое Коле Сущевичу.

— Я не хочу есть, — мотнул головой Коля.

— А ты, может, и раньше бывал здесь, на этом поселке?

— Часто бывал. Еще когда тут фашистских офицеров убили и потом карательный отряд искал тех, кто убил… Я тогда весь район обошел. Люди отсюда уходили, спасались, так я все смотрел: может, и отец мой среди них. Я в этом поселке тогда две ночи ночевал у одного человека.

— А кого тут немцы угоняли с собой? Из этой хаты трое детей и женщина пропали.

— Знаю. Ихнего отца не было дома. Думали, что это он убил офицеров и скрывается. Тут тогда много людей погубили, долго не разбирались, а сразу: или застрелят, или гонят куда-то далеко. Тех троих детей вместе с матерью поставили и из автоматов… А сами на грузовик и уехали.

— Ты это сам видел? — чуть слышно спросил Крамаревич.

— Нет, человек, у которого я ночевал, рассказывал. Он видел.

— А из какой хаты человек?

— Из той, что соломой крыта и где окна с синими ставнями.

Сердце у Крамаревича словно оборвалось и упало. Он уже знал: ему тот человек не сказал правды, чтобы не убить жуткой вестью. Ну вот, конец его поискам и надеждам. Крамаревич был не в себе, весь трясся от возбуждения. Коля спросил:

— А вы кто? Это ваша хата или вы просто так тут остановились?

— Это моя хата, — убитым голосом произнес сквозь зубы Крамаревич.

— А вас давно не было дома — хата пустая стояла.

— Не было, не было меня, сынку, дома. Давно не было. (Голос Крамаревича становился спокойнее и взгляд твердел.) Ну, и что же тот человек говорил: долго они мучились?

— Сказал: сразу упали, и всё.

Возможно, так оно и было в действительности, а может, Коля нарочно выдумал, чтобы не сыпать соли на душевные раны этого человека. Всем своим сердцем он чуял, что не надо больше дознаваться, злой перед ним человек или добрый и с какими намерениями он объявился здесь. Однако надо было доводить дело до конца. Он спросил:

— Это вы порушили муравейник?

— А-а, ты, стало быть, пришел посмотреть, что я тут делаю, — догадался Крамаревич. — Так знай, сынку, что я остался совсем один и сам ищу, к кому бы это притулиться. Ты мне скажи прямо и сразу: ты партизанам служишь или немцам?

Коля Сущевич никак не ждал такого вопроса. Подозрительно посмотрел на Крамаревича и с вызовом ответил:

— Я никому не служу — я ищу отца.

И вдруг они, старый и малый, словно стали вровень, и Крамаревич сказал:

— А мне уже и искать не надо. Некого искать.

— Может, и мне тоже.

Крамаревич сделал шаг к Коле. Коля сел на лавку и попросил покурить.

— Не привыкай, сынку, к этому дыму. Не велико счастье.

— Да вот потянуло, сдается, полынь бы глотал.

— А ты перетерпи, соберись с силами. Все на свете проходит. Пройдет и горе это.

Коля подвинулся дальше от края лавки и облокотился о стол. Как жажда в знойный день, вот так же владело им желание покоя, который могла бы дать задушевная беседа с близким человеком. Полными мольбы глазами он смотрел на Крамаревича, а тому этот взгляд выворачивал душу. Он думал о своих детях и в то же время понимал Колину печаль. Не столько из любопытства, сколько для того, чтобы согреть душу этому мальчишке, он спросил:


Еще от автора Кузьма Чорный
Настенька

Повесть. Для детей младшего школьного возраста.


Третье поколение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Сердце помнит. Плевелы зла. Ключи от неба. Горький хлеб истины. Рассказы, статьи

КомпиляцияСодержание:СЕРДЦЕ ПОМНИТ (повесть)ПЛЕВЕЛЫ ЗЛА (повесть)КЛЮЧИ ОТ НЕБА (повесть)ГОРЬКИЙ ХЛЕБ ИСТИНЫ (драма)ЖИЗНЬ, А НЕ СЛУЖБА (рассказ)ЛЕНА (рассказ)ПОЛЕ ИСКАНИЙ (очерк)НАЧАЛО ОДНОГО НАЧАЛА(из творческой лаборатории)СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ:Заметки об историзмеСердце солдатаВеличие землиЛюбовь моя и боль мояРазум сновал серебряную нить, а сердце — золотуюТема избирает писателяРазмышления над письмамиЕще слово к читателямКузнецы высокого духаВ то грозное летоПеред лицом времениСамое главное.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.