Мировая республика литературы - [5]
Биржа литературных ценностей
В 1939 году Валери с помощью терминов экономики и называя ее «духовной экономикой», описывая систему интеллектуального обмена, так оправдывал использование экономического словаря: «Вы видите, что я позаимствовал язык биржи. В применении к духовным понятиям этот язык может показаться странным, но я считаю, что лучшего для них нет, и скорее всего, нет другого, чтобы выразить соотношения между ними, так как духовная экономика равно как и материальная, если хорошенько подумать, сводятся просто — напросто к соперничеству ценностей[10]». И продолжает: «Я считаю, что есть валюта, именуемая «ÿM», как есть валюта, именуемая «нефть», «зерно» и «золото». Ум я называю валютой потому, что его ценят, придают ему значение, обсуждают вложения, которых не пожалели бы, чтобы его приобрести. Валюту «ум» можно вложить, можно, как выражаются биржевики, следить за его курсом, колебания которого есть колебания общественного мнения. Котировку отражают страницы газет, по ним можно судить, с какими еще ценностями конкурирует эта. Поскольку всегда существует конкуренция ценностей […]. Ценности, которые то понижаются, то повышаются, и составляют рынок человеческой деятельности». «Цивилизация, — пишет он далее, — это капитал, который растет век за веком, как это случается с другими капиталами, вбирая в себя многообразие различных интересов». По мнению Валери, речь идет «о богатстве, которое растет, как растут природные богатства, откладываясь слой за слоем в головах людей».
Если продолжить размышления Валери, применив их к особой экономике литературного мира, то можно описать соревнование, в которое втянуты все писатели, в виде обмена особой валютой, имеющей хождение только в литературном мире, в виде пользования общим для всех «капиталом Культуры и Цивилизации», немалую часть которого составляет литература. Валери считает возможным анализировать эту специфическую «валюту», имеющую хождение только на «рынке человеческой деятельности», обращаемую по законам, свойственным области культуры, не имеющую ничего общего с «экономической экономикой», но вместе с тем свидетельствующую о существовании особого пространства: интеллектуальной вселенной, где осуществляются особого рода обмены.
Пользуясь терминологией Валери, литературная экономика осуществляется посредством «рынка», то есть сферы, где циркулирует и обращается единственно признанная всеми участниками валюта — литературная ценность товара.
Валери был не единственным, кто в «антилитературных» терминах описал функционирование литературного мира. До него очерк литературного мира, живущего по законам новой экономики, набросал Гете, описав «рынок, где каждая нация предлагает свой товар», упомянув о «всеобщей интеллектуальной коммерции»[11]. Антуан Берман считает, что Weltliteratur (мировая литература) появилась одновременно с Weltmarkt (мировым рынком). Экономическая и коммерческая терминология в этих текстах ни для Гете, ни для Валери не была метафорической. Гете дорожил точным понятием «мирового обменного рынка»[12], поскольку речь в первую очередь шла о том, чтобы заложить основы нового представления о литературном процессе, избавившись от нажитых представлений, мешающих видеть, как на самом деле происходит общение культур различных народов, не сводя при этом культурный обмен к сугубо экономическим или национальным интересам. Для Гете главное действующее лицо общелитературного рынка — переводчик, и не только в качестве посредника, но и в качестве создателя «литературных ценностей», литературной валюты. «Каждого переводчика, — пишет Гете, — должно рассматривать как посредника, продвигающего вперед мировой духовный обмен, человека, вменившего себе в долг налаживать международное общение. Каковы бы ни были изъяны переводческой деятельности, сама по себе она наиглавнейшая и наидостойнейшая, поскольку обеспечивает существование мирового обменного рынка».
«Из чего состоит капитал под названием Культура или Цивилизация? — продолжает размышлять Валери. — В первую очередь из вещей материальных: книг, картин, инструментов и тому подобного. И в качестве материальных все эти вещи уязвимы, непрочны, ненадежны»[13]. Что касается литературы, то ее «материальная часть» — это тексты, зафиксированные, описанные, объявленные национальным достоянием. Тексты, ставшие национальной историей. Чем древнее литература, тем обширнее, значительнее достояние нации, тем больше канонических текстов, а значит, тем больше и пантеон «авторов- классиков», составляющих главную ценность (основную валюту) как учащихся, так и всей нации в целом. Древность — один из главных критериев при оценке литературного капитала. Древность свидетельствует, с одной стороны, о «богатстве» национальной литературы, то есть большом количестве текстов, а с другой — о «родовитости», свидетельствуя, что именно эта литература возникла раньше, чем другие национальные варианты, а значит, в ней больше «классических» текстов, то есть тех, которым уже не грозит забвение и которые стали мировым достоянием. Шекспир, Данте, Сервантес свидетельствуют, с одной стороны, о величии своего национального прошлого, придавая исторический и литературный вес национальной литературе, а с другой, будучи признаны во всем мире, утверждают облагораживающую и вненациональную роль литературы как таковой. Наличие «классиков» — привилегия литератур с богатым прошлым, их базовые тексты сделались вневременными, их литературный капитал стал вненациональным и внеисторическим, соответствуя как нельзя лучше тому, к чему стремятся сами писатели, творя «литературу». «Классика» — это воплощенная самоценность литературы, ее существование в качестве «литературы» как таковой, и вместе с тем это та мера «литературности», которая задает точки отсчета для последующего процесса.
Демократия, основанная на процедуре выборов, тяжело больна. Граждане охвачены апатией, явка избирателей падает, политические партии, подстегиваемые коммерческими СМИ, больше думают об электоральных баталиях, чем о решении насущных проблем общества. Как получилось, что процедура, считающаяся фундаментом демократии, обернулась против нее? Можно ли спасти демократию, или она вот-вот падет под натиском популистов и технократов? Давид Ван Рейбрук (род. 1971), бельгийский историк и писатель, считает, что в действительности деятели Американской и Французской революций, в ходе которых были заложены основы нынешних западных политических систем, рассматривали выборы как инструмент ограничения демократии.
Фашизм есть последнее средство, за которое хватается буржуазия, чтобы остановить неумолимо надвигающуюся пролетарскую революцию. Фашизм есть продукт страха буржуазии перед этой революцией. А так как революция назревает во всех странах, в которых существует капитализм, то и фашизм в виде уже сформировавшихся организаций или в виде зародышей — существует повсюду. В сборнике помещены статьи о фашизме в ряде европейских стран.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В XX веке была сделана попытка реализовать в политической практике теории, возникшие в XIX веке. И поскольку XIX век был веком утопий, XX век стал веком узаконенного террора. В XX веке была изобретена псевдодуховность, потому что современный рационализм иссушил души людей. Но эта ложная духовность основывается на рационализме прошлого. Исчезнувшие религии заменены мифами о возрождении. Политика потеснила Церковь, изобретя свой собственный катехизис, свой ритуал и назначив своих собственных пастырей. Пообещав рай на земле, она совершенно естественно порождает политический фанатизм.Все политические концепции XX века претендуют на революционность, за исключении концепции правового государства.
От автора: Этот текст видится мне вполне реальным вариантом нашего государственного устройства в недалеком будущем. Возможно, самым реальным из всех прогнозируемых. Дело в том, что у каждой государственной системы есть вполне определенные исторические и технологические предпосылки. Верховая езда родила рыцарство и феодализм. Огнестрельное оружие родило «демократию по-американски». Сейчас интернет, продвинутые технологии и переизбыток огнестрельного оружия, рождают новую власть. Новое мироустройство, которого не было никогда прежде. Добро пожаловать в новый прекрасный мир!
Свою новую книгу Юрий Мухин начинает с критического разбора печально знаменитых «Протоколов сионских мудрецов», чтобы показать, какие представления о государстве, политике и экономике существуют в конспирологической литературе, как они сбивают с толку тех, кто интересуется этой темой. Далее он пишет о том, что в действительности представляет собой государство, на каких принципах оно основано, какая связь присутствует между политикой и экономикой. Не довольствуясь теоретическими построениями, автор приводит примеры из жизни западных государств и нашей страны – в частности, подробно останавливается на анализе либерализма в прошлом и настоящем, на влиянии этого политэкономического течения на Россию. В последней части книги Ю.