Мировая республика литературы - [46]

. Книги Пруста пользовались большим успехом, но война, которая наступила так яростно, помешала укрепиться его влиянию. Никто или почти никто не слышал о Кафке, Томасе Манне, Фолкнере. […] Ни один испанский писатель не испытал на себе влияния крупных современных писателей — ни поэты, ни драматурги, ни романисты, ни эссеисты. Почти невозможно было познакомиться с книгами, которые пользовались известностью за границей. Они не были запрещены, но их просто — напросто не привозили. Единственный роман Фолкнера был переведен в 1935 году, но никто им не заинтересовался»[190].

Национализация литератур продвигалась так успешно, что даже французское литературное пространство частично подчинилось этой логике. Возник интерес к областному фольклору, к особенностям народной культуры, а тематика исследований, привнесенная в лингвистику и филологию, свидетельствовала о возрастающей значимости немецкой модели. Однако Мишель Эспань[191] показал, что во Франции взгляд на литературу как на национальную принадлежность был усвоен весьма своеобразно. Описывая, как возникали, начиная с 1830 года, кафедры иностранной литературы, он отмечает успех теорий, приходивших из Германии, но вместе с тем объясняет парадоксальный характер их успеха. Парадокс состоял в том, что термин «национальная культура» относился в эти времена во Франции в первую очередь к иностранной культуре. Странным образом националистская волна двинулась в обратную сторону: благодаря филологии инструмент обособившихся национальных притязаний превратился в инструмент универсализации, так как Франция стала знакомиться с малознакомыми или совсем незнакомыми литературами с помощью лекций, сборников народных сказок, историй национальных литератур — греческой, провансальской, славянской. Иными словами, интеллектуальный аппарат был вывезен из Германии, но, осваивая его, Франция пользовалась им в привычных вненациональных целях.

Национальное и интернациональное

Итак, после революции, произведенной Гердером, международное литературное пространство стало формироваться (и на довольно долгий срок) из литератур с обширным и древним наследием, с одной стороны, и относительно автономными национальными литературами, с другой. С этих пор межнациональное литературное пространство организовано как оппозиция полюса независимости, где сконцентрировались литературы с наибольшим литературным багажом, которые служат образцом и помощью тем писателям, которые стремятся к такой же независимости (поэтому Париж и остается мировой литературной «вненациональной» столицей, в которой возникает особая мера литературного времени) и полюса национальностей, где концентрируются литературы обособляющиеся, лишенные прошлого или формирующие его и продолжающие оставаться зависимыми от политических (идеологических) и чаще всего национальных институтов.

Внутреннее устройство каждого национального пространства повторяет устройство международного литературного пространства: представляя собой противостояние наиболее литературного (и наименее национального) сектора и зоны, стремящейся к обособлению, наиболее политически и национально зависимой, то есть ту же самую оппозицию независимого полюса космополитов и гетерономного полюса националов, зависимых идеологически и политически. Эта оппозиция выражается в соперничестве «почвенных» писателей и писателей «космополитов»[192]. Таким образом, можно сказать, что структура каждого национального поля аналогична структуре общего международного. Положение каждого национального пространства в мировой структуре определяется близостью к тому или другому полюсу, то есть определяется объемом накопленного литературного капитала, иными словами, степенью независимости, иначе, древностью. Одним словом, пространство мировой литературы состоит из множества национальных литературных пространств, расположенных в завсимости от присущей им весомости, тяготеющей к интернациональному полюсу или к полюсу национальному (или националистскому).

При этом надо сказать, что речь идет не просто о структурном подобии. В реальности каждое национальное пространство, только соотносясь с независимым полюсом мирового пространства и питаясь от него, может сначала проявиться, а потом и само обрести относительную независимость. Подобие между межнациональным литературным пространством и каждым национальным — следствие устройства мирового пространства, а также его тенденции к унификации. Каждое национальное пространство проявляется и выравнивается по уже существующему образцу, благодаря необходимости быть признанным, а значит, и принятым в литературное сообщество, то есть, иными словами, оно должно принять посвящение от своего рода высшей инстанции. Посвящение позволяет писателям — космополитам утвердить свою позицию как полноправную и в национальном плане. Однако надо сказать, что не только каждое национальное пространство формируется, следуя образцу мирового и благодаря его независимым посвящающим инстанциям, но и мировое литературное пространство обретает большую самостоятельность, формируя независимые полюса в каждом из национальных пространств.