Мировая республика литературы - [44]

Повсюду в мире натурализм позволил тем, кто желал избавиться от ярма академизма и консерватизма (то есть от литературного прошлого), сбросить его и приобщиться к современности. Даты появления и распространения произведений Джеймса Джойса в различных языковых и литературных областях также являются свидетельством о разных временных слоях, существующих в литературном мире. «Улисс» и «Поминки по Финнегану», признанные основополагающими текстами литературной современности после перевода их на французский, сделанного Ларбо, стали наряду с Золя, сюрреализмом, Фолкнером и др. определителями дистанции от Гринвичского меридиана.

Таким образом, представляя себе литературу единым (или стремящимся к единству) межнациональным пространством, невозможно понять движения внутри этого пространства: перенесения из центра на периферию революций, подобных натурализму или романтизму, влияний, оказываемых на язык, возникающих изменений. Пытаться понять распространение новых эстетических норм, ориентируясь лишь на реакцию литературных критиков, количество переводов, содержание статей и журналов и книжные тиражи, значит предполагать синхронное существование равных между собой литературных миров. Внутреннее движение становится понятным только исходя из особой географии литературного мира и особой, существующей в нем, временной меры, а значит, конкуренции, борьбы и силовых отношений, которые формируют литературное пространство. Иными словами, развитие литературного мира можно понять только благодаря «географии времен», которую мы старались описать в этой книге. Только так становится понятным, как «принимается и осваивается» иностранное литературное произведение.

Литературный национализм

В начале прошлого века, когда появилось уже достаточно большое количество более или менее самостоятельных литературных полей, связь между политикой и литературой была опять подтверждена теорией Гердера. Новая форма литературного соревнования создала и в литературном мире новый политико — национальный полюс. С этих пор связь литературы с нацией перестала быть просто неизбежным моментом в формировании литературного пространства, нация стала восприниматься как само это пространство. Но революция, произведенная «эффектом Гердера», не изменила сути отношений, которые связывают между собой литературу (и язык) с нацией. Напротив, она подчеркнула ее и тем самым только укрепила. Вместо того чтобы обойти вниманием эту исторически сложившуюся зависимость, Гердер сделал из нее одно из главных оснований для своих национальных притязаний. Как мы уже показали, зависимость литературного процесса от политико — национальных институтов и политико — национальной борьбы была необходимым условием формирования литературных пространств, которые появились в Европе между XVI и XVIII веками. Принцип «разделения» политического пространства Европы, которое началось в XV–XVI веках, основывался главным образом на различиях народных языков: языки играли главную роль, являясь «показателями отличия». Иными словами, соперничество особого рода, которое возникло в мире европейских интеллектуалов эпохи Возрождения, с этого времени базировалось и искало для себя законных обоснований в политической борьбе. Очень рано борьба за то, чтобы заставить признавать свой язык, и за создание на нем литературы стала похожа на борьбу за то, чтобы заставить признать законность вновь образованного государства. «Эффект Гердера» не затронул существа схемы, созданной дю Белле. Он изменил тип доступа к большой литературной игре. Всем, кто открывал для себя собственное «опоздание», предложенный вариант полноправности литературы, благодаря ее «народности», служил как бы запасным выходом. Иными словами, к основной схеме и законам, возникшим в результате стратегии дю Белле, намеченной в «Защите и прославлении», прибавилась еще и стратегия самых литературно обделенных партнеров, которые на протяжении всего XIX века и периода освобождения колоний в XX превратили идею о «народности» литературы в возможность создания новых литератур и вступления с ними в литературное состязание.

Когда речь идет о «малых» литературах, появление новой литературы необходимо связано с возникновением новой «нации». И если в догердеровской Европе литература напрямую была связана с государством, то начиная с XIX века, вместе с распространением термина «национальный», литературные притязания принимают «национальные» формы. Поэтому с этого времени мы можем наблюдать появление национальных литератур вне существования государства, как это случилось в Ирландии в конце XIX века, в Каталонии, на Мартинике, в современном Квебеке и других местах, где возникали националистические движения, как политические, так и литературные.

Новый подход, предложенный Гердером и быстро воспринятый по всей Европе, в отличие от старого, предполагавшего полную обособленность литературы, позволял литературному миру расшириться и появиться на арене новым участникам. Зато критерии не носили специально — литературного характера. Критерий «национальности» или «народности» литературного творчества, введенный Гердером, очень легко политизировался. Объединив язык и нацию, поэзию и «дух народа», он дал возможность превратить его концепцию в орудие борьбы одновременно и политической, и литературной. Именно поэтому все литературные пространства, которые воспользовались этой концепцией, были, как оказалось, самыми зависимыми от национальных или политических механизмов. Политико — литературный полюс, сформировавшийся в виде оппозиции по отношению к концепции полной автономности литературы, способствовал проникновению идеи о том, что все литературные столицы должны обрести национальную принадлежность, так как они возглавляли «национальные литературы». Это недвусмысленное подчинение литературного пространства политическому членению и было главной особенностью влияния нового политизированного полюса на международное поле литературы, оно имело многочисленные последствия. Новая форма полноправности литературы была противопоставлена французской модели, и вновь возникший полюс притяжения стал по — новому формировать пространство мировой литературы.