Мировая республика литературы - [36]
Дороги свободы
Как мы убедились, национальная литературная среда формировалась в тесной связи с политическим положением страны, и литература активно сотрудничала с политикой. При этом литература с наибольшим, в силу давности существования, наследием, которое придает ей и аристократизм, и авторитет, и весомость, и международное признание, обладает и наибольшей самостоятельностью. Наибольшей автономией пользуются самые старинные литературы, возникшая на их почве литературная среда живет почти исключительно литературными интересами, живет литературой, ради литературы и во имя литературы. Накопленный литературный капитал дает возможность заниматься собственно литературной, а не национальной, политической или политико — экономической историей, вырабатывать собственную логику, а не соответствовать логике, свойственной политике. Вместе с тем литературная среда переводит на свой особый язык — язык эстетики, образов, прозы, поэзии — устремления национальной политики, одновременно и отвергая их, и утверждая. Нельзя сказать, что литература совсем не зависит от политических и идеологических установок, но у нее есть и свои собственные цели, свои собственные методы, которые позволяют в случае необходимости освобождаться от идеологической зависимости. Литературный процесс предполагает наличие и формирование особых проблем. Возникнув, этот процесс противопоставляет себя жизни нации и национализму, являясь особым миром, в котором посторонние проблемы — исторические, политические, национальные, — преломляются, преображаются, переводятся при помощи особых средств на другой, литературный язык. На наиболее независимых территориях литература сопротивляется подчинению политике и идеологическому использованию. Именно там и возникают особые законы литературы, именно там и формируется небывалое и невероятное явление, которое потом назовут автономным международным литературным пространством.
При этом нужно сказать, что длительный исторический процесс, в ходе которого завоевывается автономия и создается литературный фонд, мешает иной раз разглядеть «политический» исток литературы. Со временем нередко забывается мощная историческая связь, которая объединяет нацию и литературу в то время, когда нация формируется. Вот тогда и возникает легенда о чистой литературе, существующей вне истории. Более того, еще сегодня даже в наиболее «свободных» странах литература продолжает оставаться самым консервативным видом искусства, то есть искусством наиболее подчиненным условностям и традиционным формам воспроизведения, — тем формам, от которых художники и скульпторы в результате революционного открытия абстракции давно и решительно освободились. Отрицаемая связь литературы с политикой и нацией часто существует в завуалированной форме привязанности к языку[154].
Автономия — правда, всегда относительная — и есть одна из главных характеристик мирового литературного пространства. Благодаря автономии в самых независимых областях литературного мира становится возможным устанавливать особые законы, руководствоваться специфическими критериями, соблюдать особую иерархию, иметь собственные суждения и оберегать эту независимость от посягательств политики и национальных интересов. Категорический императив автономии — это противостояние литературному национализму, то есть борьба против вмешательства политики в литературу. Наиболее литературные области по определению наиболее интернациональны, что служит гарантией их независимости.
В частности, во Франции литературный капитал был так велик, а ее господство над Европой, начиная с XVIII века, столь неоспоримо, что ее литературное пространство стало наиболее автономным, то есть наиболее свободным от политико — национальных посягательств. Эмансипация литературы повела к своего рода «денационализации», именно так можно назвать очищение литературных принципов, литературных институтов от любых чужеродных задач. Французское литературное пространство, сформировавшееся как универсальное (не национальное, вне сепаратистских устремлений), готово послужить образцом, но не в качестве французского, а в качестве независимого, то есть чисто литературного, то есть общемирового. Особенность французского литературного капитала в том, что он еще и универсален, он — основа не столько национальной литературы, сколько мировой. Именно по возможности обрести мировой, вненациональный статус и определяются независимые литературные пространства. Литературное наследие служит средством освобождения от национальных посягательств. Будучи одним из самых знаменитых представителей французской литературной среды, одним из самых крупных поставщиков мировой литературы в литературной среде Парижа, Ларбо вправе сформулировать одно из положений литературного символа веры, характерного для больших центров: «Каждый французский писатель интернационален, он поэт или прозаик для всей Европы и к тому же еще для части Америки. […] Все «национальное» нелепо, устарело и пошло патриотично. […] Национальное годилось в определенных обстоятельствах, но эти обстоятельства миновали. Есть страна Европа».
