Мировая республика литературы - [35]
Мир литературы, стало быть, представляет собой некое пространство, в котором противостоят друг другу крупные, наиболее старые, а значит, обладающие наиболее богатым наследием литературы и литературы, недавно появившиеся, и значит, лишенные какого — либо наследства. Генри Джеймс, который с почтением относился к англичанам и словно бы отдавал им литературную «честь», который сюжетом большей части своих произведений сделал различие между американским литературным миром и европейским, который острее многих почувствовал в конце XIX века бедность американской литературы, мог позволить себе написать с полной искренностью: «Цветок искусства может расцвести только на толстом слое гумуса. […] Нужно очень много истории, чтобы появилось немножко литературы».
Но речь идет не о прямом бинарном противостоянии. Скорее о континууме: противостояния, соперничества, многочисленные формы превосходства мешают выстроить однозначно строгую иерархическую конструкцию. И само собой разумеется, что положение литературных меньшинств совсем не одинаково. Общее для них подчиненное положение вовсе не означает, что их состояние можно описать в одинаковых категориях. В группе литератур с наиболее обширным наследием, а значит, наиболее старых и раньше других включившихся в межнациональное соперничество, тоже есть литературы управляемые. Речь идет о странах центральной и восточной Европы, долго находившихся в политической зависимости, об Ирландии, находящейся в колониальной зависимости до сих пор. К этой группе можно отнести также те территории, которые находились не в политической зависимости, а в культурно — языковой, например, Бельгию, франкоязычную и немецкоязычную Швейцарию, Австрию и т. д. Подчиненные территории Европы стали инициаторами великих литературных революций. К моменту возросших национальных притязаний они сами накопили уже достаточно обширное литературное наследие, стали благодаря языку или культурной традиции наследниками мировой культуры, и у них оказалось достаточно средств для того, чтобы их новаторские идеи были признаны центром, чтобы они смели установленный в литературном мире порядок, изменили правила литературной игры. Вышесказанное поможет нам понять «ирландское чудо»: между 1890 и 1930 годами в регионе, находящемся в колониальной зависимости, литературно обделенном, произошла одна из величайших литературных революций и появилось три или четыре писателя, самых крупных и важных для грядущего века. Едва только формирующемуся чешскому литературному пространству принадлежал и Кафка, увлеченный сам борьбой евреев за национальное равноправие. Именно ему удалось создать самые загадочные и самые новаторские произведения XX века, будучи наследником — отверженным и ниспровергающим, — немецкого языка и культуры.
Точно также развиваются и литературы американского континента. Для новых государств Америки конца XVIII — начала XIX века не подходит гердеровская модель. Начало освобождению от колониального режима положили там «пионеры — креолы», как назвал их Бенедикт Андерсон, то есть потомки выходцев из Европы, родившиеся на американском континенте. «По языку они не отличались от покинутых метрополий, — напоминает Андерсон. — Язык в этих странах никогда не фигурировал как цель на начальном этапе борьбы за национальную свободу»[149]. «Движения за свободу против колониального режима», по терминологии Марка Ферро[150], которые разворачивались в Соединенных Штатах, испанских колониях и в Бразилии между 1760 и 1830 гг., не были следствием гердеровской революции. Напротив, гораздо чаще их рассматривали как следствие французского Просвещения[151]. Эти страны требовали независимости, обличая «устарелые имперские режимы», и не подозревали о существовании гердеровского единства нации, народа и языка. Исследуя особенности латиноамериканской истории, венесуэльский писатель Артуро Услар Пьетри показал оригинальность Америки по отношению к другим колонизированным странам. Он пишет: «Наш случай особый, своеобразный в силу того, что американский континент был изначально и самыми чувствительными проводниками — языком и религией — связан с западной культурой, чего не было на других колонизированных Европой территориях. Латинская Америка — живая и творческая часть Запада со своими яркими особенностями, и почему бы не называть ее Крайним Западом, поскольку она хранит именно его отличительный отпечаток, какого не может наложить ни одна современная империя?»[152] Литературы как Северной, так и Латинской Америки — прямые наследницы европейских народов, выходцами из которых были переселенцы на этот континент. Поэтому они позволяли себе опираться на литературное наследие испанцев, португальцев или англичан и совершали удивительные и беспримерные литературные революции (примером тому творчество Фолкнера, Гарсиа Маркеса, Гимарайнса Розы и др.). Писатели этого региона присвоили себе в качестве наследства языковые и литературные богатства европейских стран, наследниками которых они себя чувствовали. «Мои классики — это классики, пишущие на моем языке, — пишет с полной откровенностью Октавио Пас. — Я чувствую себя потомком Лопе де Вега и Кеведо, как все испанские писатели […]. При том, что я не испанец. Я думаю, что то же самое можно сказать и о большинстве испано — американских писателей, точно так же, как о писателях Соединенных Штатов, Бразилии и Канады, говорящей по — французски, по отношению к английскрй, португальской и французской традициям»
