Мировая республика литературы - [24]

Россия начнет собирать свои литературные богатства только в начале XIX века.

Битва за французский язык

Деятельность Плеяды была первой революцией на поэтическом поприще, определившей примерно на три века вперед практику и теорию поэзии. Плеяда искоренила такие поэтические формы, как рондо, баллада и другие, бывшие главными во второй риторике. Все эти формы мало — помалу исчезнут и вернутся только усилиями Малларме и Аполлинера, зато Плеяда ввела новые жанры и новые метры (шести— и восьмистопники, а также александрийский стих[97], который как метр- король станет нормой всей эпохи классицизма). Изменена и приспособлена к французскому языку была и строфика, не было забыто и античное наследие.

Но вполне естественно, что, предприняв попытку вступить в конкуренцию с латынью и сделав первое усилие, французский язык и французская поэзия не смогли соперничать как с авторитетом латинского языка, так и с тем огромным багажом, образным, религиозным, идеологическим, интеллектуальным, литературным, риторическим, который был им накоплен. Историю французской литературы, грамматики и риторики на протяжении второй половины XVI и всего XVII веков можно рассматривать как неустанную борьбу ради одной и той же цели, борьбу, которую молчаливо вели интеллектуалы на всех фронтах и участках, стараясь, чтобы французский язык сначала встал вровень с латынью, а потом одолел ее. Возникновение литературного направления, названного впоследствии «классицизмом»[98], стало высшей точкой того динамичного процесса накопления, который состоял из сменяющих друг друга этапов формирования литературных средств и привел к тому, что Франция на протяжении одного только века привела в исполнение свое намерение соперничать с самым могущественным языком и культурой в мире — это намерение выражено в «Защите и прославлении» дю Белле — и достигла победы. Победа над латынью, достигнутая в «век Людовика XIV», была безусловной и никем не оспаривалась, отныне вся Европа признала первенство французского языка, ставшего «современной латынью».

Ученые — лингвисты называют кодификацией или стандартизацией[99] языка появление грамматики, трактатов по риторике и выработку литературной нормы, что было сделано во Франции на протяжении XVII века. Эта огромная работа по увеличению «богатства» французского языка и литературы была, безусловно, коллективной. Пристальное внимание к проблемам языка и литературной нормы, характерное для Франции на протяжении всего XVII века, свидетельствует в первую очередь о том, что именно французы стремились лишить латынь ее господства над Европой и сделаться той самой «империей», быть которой им было давным — давно обещано. Разумеется, речь идет не о сформулированном и передаваемом от поколения к поколению намерении накопить те средства, которые дали бы возможность французскому королевству стать политической и культурной империей. Такого не было, но вместе с тем молчаливая и неявная борьба между учеными и светскими лицами, между грамматиками и писателями, между писателями и писателями продвигала культуру Франции именно к этой цели. Более того, изначально заложенное литературное соперничество задало французской литературе определенное направление развития, стало формировать особым образом после Плеяды ее литературный багаж. Исходные намерения и дальнейшее состязание объясняют, почему во французском обществе обсуждение языковых проблем приобрело такую политическую и культурную значимость. Историю французской литературы и французской грамматики невозможно понять, оставаясь в рамках только французского литературного пространства и французской политики. На протяжении долгого времени движущей силой литературного новаторства и лингвистических споров оставалось соперничество со всеми языками Европы, но главное, с латынью, мертвым, но угнетающим все живое языком.

Школьная латынь

Несмотря на возрастающее значение споров о норме французского языка и сфере его употребления, которые мало — помалу вводили народный язык в статус культурного и государственного, латынь продолжала занимать главенствующее место, так как на латыни строилась вся система образования и говорила церковь. Томас Павель следующим образом описывает жизнь коллежей в классическую эпоху: учеников обучали латыни, и они должны были говорить на ней, даже общаясь между собой, читали они только рекомендованных им классических авторов. Учеников делили на центурии и декурии и отмечали успех присвоением титула сенатора или консула. Школьное образование состояло из набора жизнеописаний прославленных мужчин и женщин античности, знаменитых речений, примеров мужества и добродетели. «В этих тщательно отгороженных от остального мира изоляторах, какими были коллежи, во славу порядка риторической культуры, существующего лишь в воображении учителей, ставился каждый год спектакль, неолатинская трагедия, написанная специально для учеников»[100].

В своей книге «Педагогическая эволюция во Франции» Дюркгейм пишет примерно то же самое: «Греко — римская среда, в которую погружали учеников, была лишена всего, что было присуще как Греции, так и Риму. Это была среда вне реалий, идеализированная, населенная персонажами, которые, хоть и существовали в истории, но представленные таким образом больше не были историческими. Люди становились эмблемами, воплощением добродетели, порока, всепоглощающей страсти […]. Подобные обобщенные, бесцветные фигуры вполне могли служить примерами для христианских моральных поучений»