Мировая республика литературы - [21]
Литературное, и шире, культурное соперничество в среде гуманистов часто приобретало форму политической борьбы: так Плеяда предлагала воспользоваться французским языком, который вместе с тем был и языком короля, для того чтобы избавиться от господства Рима и итальянских ученых. Образованные французы противопоставляли латинизированному универсальному миру гуманистов, который возглавляли итальянцы, своего короля, они ратовали за укрепление королевской власти и королевского авторитета, защищаясь от господства Рима. Но для того чтобы язык короля Франции мог претендовать на роль «современной латыни», чтобы защитники французского языка могли открыто сравнивать свой народный язык с языком папы и духовенства, нужно было, чтобы язык северных районов Франции политически и литературно утвердил свое превосходство над языком Прованса и другими диалектами. Как мы видим, язык Иль — де — Франса очень рано стал ассоциироваться с королевской властью. «Франция, — пишет Марк Фумароли, — сформировалась вокруг «короля — слова»[88]. До XVI века учреждения короля, его канцелярия и корпус чиновников, людей всегда светских, будут представлять собой «главных хранителей языка и королевского стиля»[89]. В каком — то смысле, эти люди будут штатом придворных писателей, отвечающих за авторитет языка короля, его политический и дипломатический престиж, так как от них зависят формулировки законов, изложение исторических хроник, они будут отвечать за «возрастание его поэтических, стилистических и литературных богатств[90]», по выражению дю Белле. Поэтому к XVI веку народный язык превращается в узаконенный язык государственной политики (свидетельством тому знаменитый приказ Вилье — Коттере (1539), предписывающий писать судебные приговоры на французском языке, а не на латыни) и литературы (на нем появляются грамматики, трактаты об орфографии и лексике).
И если поэты Плеяды принимают сторону королевского двора, и их первой победой будет приглашение Дора, главы новой поэтической школы, в воспитатели детей Генриха II, то это выбор столь же эстетический, сколь и политический. И если дю Белле в «Защите и прославлении» возражает против поэтических жанров, прижившихся при дворах крупных феодалов Франции: «Не подражай устаревшим французским виршам, что читались на тулузских поэтических турнирах и в руанской литературной академии, как — то: рондо, баллады, виреле, «королевские песни», канцоны и другой подобный товар, который только портит наш язык и свидетельствует о нашем невежестве», то, по существу, он откровенно заявляет как о своих политических пристрастиях — он против феодальной раздробленности, так и о своих литературных вкусах — он противник «Второй риторики», представители которой, хоть и ратуют за народный язык в поэзии, но саму поэзию представляют как набор кодифицированных форм[91]. Королевский двор отличается от дворов феодалов только своим статусом — «он первый среди равных». Но именно с этого момента французская корона одерживает решительную победу над феодальной дробностью. Королевская власть лишает феодалов культурной гегемонии. В 1530 году Франциск I открывает Коллеж королевских чтецов, он строит библиотеки, покупает картины, приказывает переводить античные произведения, подражая итальянским князьям — гуманистам.
Эта политика в отношении французского языка позволила начаться процессу накопления идеологических, лингвистических и литературных средств, что дало ему возможность «вступить в соревнование» (и даже объявить об этом) с вдвойне священным языком Рима и «самым литературным из языков, языком Тосканы». Нужно сказать, что подобные амбиции, на первый взгляд, преувеличенные и недостижимые, были поддержаны доктриной translatio imperii et studii, по этой доктрине Франция и ее король предназначены для воссоздания и управления Римской империей, которая была оставлена в развалинах и которую восстановил Карл Великий[92].
«Защита и прославление французского языка» (частично перевод с итальянского диалога Спероне Сперони) — одно из свидетельств, что началась борьба за империю, а точнее, борьба против господства латинского языка. Безусловно, споры вокруг местных языков, обсуждение первенства того или другого, их сложные и конфликтные связи с латинским не были новостью. Этот спор начал Данте в XII веке в Тоскане (и мы увидим, что он потерпел поражение). Спор продолжил во Франции Кристоф де Лонгейль, а затем Жан Лемер де Бельж в своем трактате «Согласие двух языков» (1513). Правда, трактат Лемера де Бельжа вовсе не начинал войну французского языка против латыни и тосканского диалекта, напротив, автор разместил в «счастливом равенстве», по выражению Марка Фумароли, двух братьев, двух наследников латыни, два народных языка — тосканский и французский. Автор отказался выбирать, и битва закончилась примирением. Дю Белле своей «Защитой» порывает с умиротворяющей традицией, открывая новую эру, не мирного сосуществования языков, но открытой борьбы против латыни и соревнования с ней.
