Мировая республика литературы - [142]

Шрифт
Интервал

он, воспользовавшись теми средствами, которые предоставил ему трактат Данте «De vulgari eloquentia» («О народном красноречии»), встает на защиту литературного проекта Джойса в его лингвистическом, а следовательно, идеологическом аспекте. Текст Беккета был одновременно и антианглийским манифестом, орудием борьбы с английским литературным давлением, и выпадом против ирландцев — сторонников гэльского национализма. В нем Беккет объяснял литературное, политическое и лингвистическое значение проекта Джойса. Идея Беккета, который берет себе за основу предложение Данте создать «блистательную вульгарность», предельно ясна. Он «доказывает», что проект Джойса, предшествовавший «Поминкам по Финнегану», заключался в неподчинении английскому языку. У Беккета складывается следующая картина: подобно тому как Данте предлагал создать идеальный язык, который был бы синтезом всех итальянских диалектов, так же Джойс, создавая своеобразный синтез европейских языков, предлагал уникальный выход из положения лингвистической и политической зависимости от Англии.

Сам Беккет, в чьих первых произведениях появляется персонаж дантовского склада, Belacqua (Белаква), всегда останется приверженцем творчества Данте. Важно, что речь идет о таком же демарше, который был предпринят ирландскими писателями, отказавшимися от национальных норм: Данте, извлеченный из сундука, превращается в современника ирландских художников наиболее интернациональной направленности, обретает новый исторический смысл. Он становится как бы одним из отцов — основателей ирландской литературы, законным достоянием всех литературных еретиков, всех борцов за самостоятельность, всех ирландцев, которые отказываются ограничивать себя тесными рамками национального реализма.

На примере этого всплеска интереса ирландских писателей к наследию Данте особенно хорошо заметна непрерывность процесса формирования и унификации мирового литературного пространства. Почти шесть веков спустя для Джойса и Беккета новую актуальность обретает основополагающий текст Данте, в котором впервые выражены притязания на самостоятельность, это первое в Европе восстание против «латинского порядка». По примеру дю Белле, который также ссылается на него как на изобретателя «не латинских» поэтических форм, Джойс и Беккет находят в Данте единомышленника и пользуются его примером, т. к. сами оказываются в аналогичном положении. Использование как в литературных, так и в идеологических целях столь важного для формирования мирового литературного пространства текста Данте подтверждает верность предложенной нами генетической модели. В поисках выхода из своего зависимого положения Джойс и Беккет завершают и увенчивают процесс формирования мировой литературной вселенной. Звено за звеном, они возвращаются к тому кузнецу, который выковал первое оружие против латинского «гнета», понимают все новаторское значение его произведения и превращают его в знамя своего революционного начинания.

По образу и подобию Джойсову: Арно Шмидт и Генри Рот

«Поминки по Финнегану» часто называют пограничным произведением, после которого литература в ее традиционном виде уже невозможна, и считается, что после Джойса нельзя ни пойти его путем, ни идти дальше. Так, с чисто формальных позиций, восприняли творчество Джойса в центре. Но «Поминки по Финнегану», равно как и «Улисс», были не только и не столько формальными опытами — они были скорее программой освобождения от литературной и политической зависимости, которую Джойс разработал, используя модель Данте, и не без влияния антиуниверсалистских теорий Вико[625]. Как показал Беккет, «Work in Progress» («Творческий процесс») предлагает очень тонкое решение той проблемы организации литературного пространства, с которой сталкиваются писатели зависимых территорий литературного пространства. Поэтому другие писатели в аналогичной ситуации идут тем же путем, пользуясь, однако, своими собственными средствами: в современной Южной Африке это Нджабуло Ндебеле, в послевоенной Германии — Арно Шмидт, Рушди в Англии и в Индии и Генри Рот в Нью — Йорке двадцатых годов.

Джеймс Джойс из земли Лунебург

Арно Шмидт (родился в 1914) использует в послевоенной Германии те же приемы, которыми Джойс пользовался в Ирландии 20‑х гг. Во — первых, Шмидт находит некоторое сходство между своим положением и положением Джойса, и свою революционную деятельность он строит по тому же принципу, что и последний. Во — вторых, ирландский бунтарь для него — своего рода благородный предок, чей пример дает ему возможность еще дальше продвинуться в своем эстетическом противостоянии навязанным правилам[626].

Как Джойс в своем проекте ополчался против ирландской националистической литературы, так же Шмидт поначалу настроен против Германии с ее интеллектуальной традицией. Он был самоучкой, поздно вошел в литературу. С писателями, основавшими «Группу 47», его объединяет не только возраст, но и провокационное недоверие к Германии. То же, что в послевоенные годы заставляет Генриха Бёлля, Уве Йонзона, Альфреда Андреша сделать политику центральной темой своих теоретических и художественных произведений, задуматься об интеллектуальных корнях нацизма и о двойственном положении Германской Демократической Республики, выводит Арно Шмидта на иной путь. Ту же национальную и социальную тему он разрабатывает на уровне языка, он категорически отказывается от политического дискурса и признает лишь «политику литературы». В отличие от «Группы 47», проводившей «модернизацию» литературы, с ее реалистической направленностью и стремлением к «политической» работе, проповедовавшей строгость языка по модели Сартра и в противовес традиционному немецкому эстетизму, Арно Шмидт, может быть, единственный, кто систематически критикует язык и форму романа.


Рекомендуем почитать
ХX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной Европы

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам.


К двадцатипятилетию первого съезда партии

Сборник воспоминаний и других документальных материалов, посвященный двадцатипятилетию первого съезда РСДРП. Содержит разнообразную и малоизвестную современному читателю информацию о положении трудящихся и развитии социал-демократического движения в конце XIX века. Сохранена нумерация страниц печатного оригинала. Номер страницы в квадратных скобках ставится в конце страницы. Фотографии в порядок нумерации страниц не включаются, также как и в печатном оригинале. Расположение фотографий с портретами изменено.


Кольцо Анаконды. Япония. Курилы. Хроники

«Кольцо Анаконды» — это не выдумка конспирологов, а стратегия наших заокеанских «партнеров» еще со времен «Холодной войны», которую разрабатывали лучшие на тот момент умы США.Стоит взглянуть на карту Евразии, и тогда даже школьнику становится понятно, что НАТО и их приспешники пытаются замкнуть вокруг России большое кольцо — от Финляндии и Норвегии через Прибалтику, Восточную Европу, Черноморский регион, Кавказ, Среднюю Азию и далее — до Японии, Южной Кореи и Чукотки. /РИА Катюша/.


Кольцо Анаконды. Иран. Хроники

Израиль и США активизируют «петлю Анаконды». Ирану уготована роль звена в этой цепи. Израильские бомбёжки иранских сил в Сирии, события в Армении и история с американскими базами в Казахстане — всё это на фоне начавшегося давления Вашингтона на Тегеран — звенья одной цепи: активизация той самой «петли Анаконды»… Вот теперь и примерьте все эти региональные «новеллы» на безопасность России.


Кольцо Анаконды. Арктика. Севморпуть. Хроники

Вместо Арктики, которая по планам США должна была быть частью кольца военных объектов вокруг России, звеном «кольца Анаконды», Америка получила Арктику, в которой единолично господствует Москва — зону безоговорочного контроля России, на суше, в воздухе и на море.


Мир, который построил Хантингтон и в котором живём все мы. Парадоксы консервативного поворота в России

Успехи консервативного популизма принято связывать с торжеством аффектов над рациональным политическим поведением: ведь только непросвещённый, подверженный иррациональным страхам индивид может сомневаться в том, что современный мир развивается в правильном направлении. Неожиданно пассивный консерватизм умеренности и разумного компромисса отступил перед напором консерватизма протеста и неудовлетворённости существующим. Историк и публицист Илья Будрайтскис рассматривает этот непростой процесс в контексте истории самой консервативной интеллектуальной традиции, отношения консерватизма и революции, а также неолиберального поворота в экономике и переживания настоящего как «моральной катастрофы».