Мировая республика литературы - [14]
Чилийка Лусила Годой из любви к поэзии Фредерика Мистраля взяла себе псевдоним Габриэла Мистраль. В 1945 году она стала лауреатом Нобелевской премии как представитель латиноамериканской литературы за произведение, построенное целиком и полностью на европейских мотивах, в нем воспеваются даже «деревеньки на Роне, утомленные водой и цикадами». В 1871 году Уитмен написал гимн потерпевшей поражение в 1870 году Франции, назвав его «О, Франции звезда», и опубликовал в сборнике «Листья травы». В этом стихотворении мы найдем все, что так характерно для парижского мифа и Парижа как символа свободы:
Демонстрация признаний в любви к Парижу вовсе не свидетельство этноцентризма или, что еще хуже, национализма автора, я должна была привести их даже против своей воли как свидетельство того, каковы были последствия возрастающего авторитета этого города. Нужно сказать, что особое положение Парижа часто порождало и своеобразную слепоту, особенно по отношению к текстам, возникшим в отдаленных провинциях. Неведение, а точнее, нежелание смотреть на литературный процесс в исторической перспективе, стремление интерпретировать тексты в «чистых», а вернее, в очищенных от национальной истории категориях часто приводило к плачевным результатам, мешая понимать смысл тех самых текстов, которые, «посвятив в литературу», прославил Париж. Таковы отчасти были случаи Кафки и Беккета, как мы увидим впоследствии.
Заметим также, что Франция нередко использует свой литературный капитал как в политических, так и в национальных целях. Французы и Франция в колониальной и международной политике нередко ссылаются на свой «универсализм»[63] («Франция — мать всех искусств»). Подобное национальное использование вненационального капитала послужило опорой национализма для тех писателей, которые весьма примитивно понимают проблемы национальных традиций.
Литература, нация, политика
Говоря об особом положении Парижа как вненациональной и мировой столицы, мы не должны забывать, что литературная столица все — таки национальна. Благодаря своей основополагающей связи с языком, — всегда национальным и неизбежно «национализированным», поскольку все институты внутри страны объединены им, — литературное наследие всегда связано с национальными институтами и учреждениями[64]. Язык одновременно и достояние государства (язык национален, и стало быть, непременно является средством политики и идеологии), и «материал» для литературы. В силу этого накопление литературных средств, по крайней мере на начальной стадии формирования, происходит в рамках национальности; язык и литература используются как орудия политических интересов, взаимно помогая, шлифуя и оттачивая друг друга.
Национальные основы литературы
Для того чтобы понять, как связаны между собой государство и литература, нужно в первую очередь отметить, что через посредство языка они взаимно обогащают, питают и укрепляют друг друга. Историки уже установили существование прямой зависимости между возникновением первых европейских государств и формированием народных языков (которые потом станут национальными[65]). Бенедикт Андерсон[66] считает распространение народных языков административной, дипломатической и интеллектуальной поддержкой тех европейских государств, которые складываются к концу XV — началу XVI века, более того, он видит в этих языках основную причину, объясняющую появление этих государств. Существует органическая взаимозависимость между появлением национальных государств, распространением народных языков и формированием новых литератур на этих языках. Накапливание литературного багажа коренится, таким образом, в политической истории государств. Точнее, можно считать, что оба эти явления, а именно, возникновение государств и возникновение литератур на народных языках — рождены одним и тем же принципом «непохожести». Настаивая на своем отличии от других, утверждая свою «непохожесть» соперничеством и борьбой, мало — помалу формируются европейские государства, а начиная с XVI века, возникает и международная политическая арена. В этой формирующейся политической вселенной, которую можно описать как систему различий (в том же смысле, в каком лингвисты именуют язык фонетической системой различий) язык играет роль главного «различителя». Язык наряду с другими факторами становится целью в той борьбе, какая ведется на пограничье формирующегося политического пространства и возникающего пространства литературного[67]. Вот почему становится возможным сказать, что рождение литературы коренится в политической истории государств.
