Мировая республика литературы - [125]

Его последующий путь, который лишь продолжает его первоначальный проект, недвусмысленно показывает истинную природу его литературного и культурного национального предприятия. Начиная с 1928, года первого издания его легендарного произведения, Андради посвящает себя сбору музыкальных и фольклорных данных, которые могли бы заложить основы бразильской национальной культуры и обогатить ее. Как музыковед, он обращается в своих исследованиях к народным песням и пляскам, собирает материал для «бразильского музыкального словаря» и регулярно публикует свои работы, посвященные народной музыке. Он организует первый Конгресс национального песенного языка и участвует в создании Службы исторического и художественного национального наследия. В 1938 году он также станет, вместе с Клодом Леви — Строссом, организатором Общества этнографии и фольклора в Рио де Жанейро.

Путь Мариу ди Андради, столь национальный, что он даже отказывается выезжать из Бразилии, чтобы повидать Европу, тем не менее не превратил его в наивного и самоуверенного националиста. Напротив, особенность его «героя без характера», как он именуется в подзаголовке произведения, заключается в том, что это «плохой», а не «благородный» дикарь. Он задуман как противоположность «герою», которого принято считать воплощением национальных ценностей. Он лишен добрых чувств, он лентяй, хитрец, лжец, хвастун, забияка. Его первые слова в романе — «Мне лень!» Немецкий этнолог Теодор Кох — Грюнберг указывает, что Макунайма — персонаж […] легенды, и его имя состоит из слова ‘makiï (злой) и суффикса превосходной степени ima. Макунайма, таким образом, означает «большой злюка». И Андради делает его заглавным персонажем своего повествования и национальной эмблемой, потому что был поражен тем фактом, что у Коха — Грюнберга Макунайма представлен «как герой, лишенный характера». Он берет это слово в значении «национальный характер» и в ненапечатанном предисловии 1926 года следующим образом объясняет свой проект: «У бразильца нет характера […]. И этим словом «характер» я обозначаю не только моральную сторону, я скорее понимаю под ним ту неизменную психическую индивидуальность, которая проявляется во всем, в обычаях во внешних проявлениях в чувствах в языке в Истории в поведении, как в хорошем, так и в плохом. У бразильца нет характера, поскольку нет ни собственной цивилизации, ни традиционного сознания. У французов, равно как и у йоруба и мексиканцев, есть свой характер. Будь то собственная цивилизация, неминуемая опасность или многовековое самосознание, факт остается фактом, у них свой характер есть. А у бразильца нет. Он как двадцатилетний юноша: можно проследить основные тенденции, но рано делать выводы […]. И вот, рассуждая о подобных вещах, я наткнулся на Макунайму в книге немца Коха — Грюнберга. И Макунайма — герой удивительно бесхарактерный»[554].

Сила предприятия Андради в его дальновидности и в том, что можно назвать критическим и мыслящим национализмом. Уроженец молодой и бедной страны, Андради понимает, что не может на равных состязаться с большими национальными культурами. Он знает, что неравенство не только имело место в Бразилии, но и стало ее сущностью, и что зависимое положение в прошлом, культурная бедность, отсутствие литературных ресурсов препятствуют формированию национального «характера» (т. е. капитала), накоплению национальных культурных ресурсов, наконец, всеобщей приверженности единому языку и единой литературе, которые обычно являются объектом национальной гордости… Он говорит также о неравенстве (т. е. отсутствии истории, культуры, литературы, языка), которое принимает облик почти физиологического уродства: «Наш герой чихнул — и вот готов человек: хорошо сложен, высок, силен, тело как у сильной личности. Но голова его, которую не полили, осталась неотесанной, с противной такой мордочкой, как у щекастого пупсика»[555]. Закладка литературных основ состоялась, но без наивного прославления своей нации, без глупых попыток любой ценой облагородить свою национальную культуру. Основоположник был в высшей степени склонен к самоиронии и не оставил без внимания национальную слабость и малодушие.

Андради изобрел «парадоксальный национализм», т. е. такую форму национальной принадлежности, при которой, отдавая себе отчет во всех ее парадоксах и даже во всей ее несуразности, можно тем не менее, например, при помощи иронии, преодолеть проклятие, ложащееся на всех выходцев из обездоленного народа. Не имея никаких иллюзий (будучи реалистом), он действительно пытается заложить литературные основы бразильской нации: в лице Макунаймы и его братьев, белого, черного и красного, метафорически изображены три основные этнические группы Бразилии. Таким образом, по замечанию Пьера Рива, Андради подчеркивает «живость молодого и богатого своим разнообразием народа», «в противовес расистским мифам сторонников евгеники, жаловавшихся во время оно на упадок разношерстной Бразилии[556]».

Тот, кто однажды написал: «Я — индеец тупи, играющий на лютне», — с замечательным лаконизмом выразив свою культурную двойственность и свою личную и коллективную трагедию, тем самым лишь подтверждал, что сам является живым парадоксом. И в этом смысле сегодня «Макунайму» можно воспринимать как собирательный образ всех рассказов, лежащих в основе национальной литературы. Это сложное и разностороннее литературное предприятие, одновременно национальное, этнологическое, модернистское, ироничное, политическое и литературное, проницательное и своевольное, антиколониальное и антипровинциальное, самокритичное и целиком бразильское, литературное и антилитературное, содержит в себе национализм, присущий обездоленным и формирующимся литературам, в высшей его точке.