Мировая республика литературы - [120]
Говоря о «не переведенных» писателях, я имею в виду не только то, что ни один из них никогда не может быть передан на другом языке. Я также хочу сказать, что, по определению «запаздывая» относительно литературного настоящего, они никогда не могут достичь международного признания. Странным, но убедительным будет сближение по принципу стиля (во всех случаях реализм) и содержания (во всех случаях — национальная проблематика) большой саги «Земля» корейского писателя Кионгни Пака, официального кандидата на Нобелевскую премию; произведений Добрицы Чошча (1921 года рождения), бывшего президента Сербии и автора национальных романов, задуманных по толстовской модели и имевших колоссальный успех на родине; произведений Драгана Еремича, которые подробно разбирает в своем «Уроке анатомии» и называет «милыми» Данило Киш; и наконец, произведения испанца Мигеля Делибеса… Национальный писатель может успешно распространять в мире свои произведения, лишь воспроизводя все характерное для национальных, националистических, консервативных, традиционалистских и, пользуясь термином Киша, «невежественных» литературных кругов. Эти «не переведенные» писатели противостоят всем центростремительным силам в мировом литературном пространстве и серьезным образом тормозят все процессы унификации. Эти деятели мирового литературного пространства стремятся исключительно к раздробленности, разделению мировой литературы, они ориентируются лишь на свою политико — национальную зависимость.
В тех же самых литературных пространствах у националистов появляются противники — писатели, которые отказываются от национальной замкнутости и ориентируются на новые явления в мировой литературе. Они и «вводят» в свою литературу новации литературного центра, и выходят за свои национальные пределы — их «экспортируют», т. е. переводят. Их творчество, которое обогащается всем новыми и революционными литературными явлениями, соответствует тем требованиям, которые предъявляет литературный центр, поэтому им легче обзавестись литературным капиталом и добиться себе признания. Как Данило Киша, Арно Шмидта, Хорхе Луиса Борхеса и проч., их переводят и читают в Париже, несмотря на то, что их литературные пространства далеки от Гринвича и бедны.
Как я показала выше, именно в подобных литературных пространствах часто встречаются писатели «двуязычные» или «натурализованные», т. е. адаптированные для другого языка. Ведь эти писатели страдают от своей маргинальное ™, на которую обрекает их национальный (и родной) язык, и им приходится приспосабливаться к большим литературным наречиям. Так, Чоран или Кундера, П. Истрати или Беккет, Набоков, Конрад или Стриндберг, в определенный момент своей биографии, временно или постоянно, без какого бы то ни было политического или экономического принуждения, перешли в своем творчестве на один из больших языков мировой литературы. Периодически они при этом чередовали родной язык с заимствованным или занимались автопереводом. Подобные переходы с одного языка на другой, от одной культуры к другой, из одной страны в другую и обратно говорят о билингвизме (или «диграфии»), который является не последствием колонизации или иной формы политического подчинения, а следствием неравного распределения сил в литературном мире. Лишь невидимая сила приверженности, с одной стороны, или низкая оценка, данная литературным миром, — с другой, могут «принудить» писателя начать писать на другом языке.
Мы видели, как Чоран, опубликовав несколько книг в Бухаресте на румынском, решил обрести язык литературы par excellence. Согласно самым древним европейским представлениям о расстановке сил в литературном мире, это был язык «века Людовика XIV», ставший ядром классицизма, — и Чоран сделался французским писателем. Возможно, нечто подобное имели в виду комментаторы Поля Селана, тоже румына, когда называли перевод его поэзии на французский «избавлением от холокоста». Они могли бы подтвердить, что его поэзия, написанная по — немецки и «против» немецкого (т. к. она подрывала его структуры), была создана, «чтобы быть переведенной на французский». В этом случае речь бы шла о переводе, ставшем частью самого процесса сочинения. Селан сам, вместе с Жаном Дэвом и Андрэ дю Буше, участвовал в переводе на французский своих стихов, напечатанных в 1971 году, под заглавием «Стретта»[527]. Авторство этой книги, перевода, в котором участвовал автор, фактически целиком принадлежит Селану (что не мешает публикации других переводов).
Милан Кундера, чешский писатель, в 1975 году эмигрировавший во Францию, уже несколько лет пишет книги на французском. Более того, в 1985 году, проконтролировав и исправив все переводы своих чешских книг на французский, он решает сделать полностью дозволенными только эти французские версии своих произведений. Таким образом, вследствие видоизменения обычного процесса перевода (когда меняется не только язык, но прежде всего сущность произведения), французский текст его романов становится оригинальной версией. «С тех пор, — пишет Кундера, — я считаю французский текст своим и позволяю переводить мои романы как с чешского, так и с французского. Я даже до некоторой степени предпочитаю второе»
