Мировая республика литературы - [105]
Сотворение столиц
Один из важных этапов накопления национальных литературных ресурсов связан с образованием литературной столицы, символического главного хранилища, места, где сконцентрирован литературный кредит. Барселона, которая, действительно, была задумана как литературная и «национальная» столица Каталонии, отвечает, подобно Парижу или Лондону, двум немаловажным характеристикам литературных столиц: у нее есть репутация политического либерализма, и в ней сконцентрирован крупный литературный капитал. Закладка интеллектуальных, артистических и литературных ресурсов Барселоны относится к XIX веку — эпохе, когда город превратился в крупный индустриальный центр. Рубен Дарио, для которого Барселона станет точкой опоры при насаждении модернизма в Испании, напишет в 1901 году в своих хрониках, присланных из Европы: «Эта эволюция, которая происходит в мире в последние годы и заключается именно в том, что называют «современным» или новым мышлением, родилась и вос — торжествовала здесь [в Каталонии], более чем в каком — либо другом уголке Полуострова […]. [Каталонцы], которых можно называть индустриалистами, каталанистами, эгоистами, тем не менее, оставаясь каталонцами, оказались универсалами»[466]. В начале века Барселона узнала группу «El Quatre Gats», архитектора Гауди, театр «Adriano Gual», постановки «Films Barcelona», мыслителя Еугению д’Орс, и превратилась, таким образом, в культурную столицу.
С политической точки зрения Барселона также превратилась в крупный республиканский центр во время гражданской войны. Это было место, где сконцентрировались силы сопротивления диктатуре: Каталония особенно пострадала от франкистских репрессий. И именно там в 60‑е, а затем в 70‑е годы начала, невзирая на диктатуру, восстанавливаться относительно самостоятельная интеллектуальная жизнь. В Барселоне обосновалось множество издательств. Писатели, архитекторы, художники и поэты, — каталонцы и не только, — поселились в каталонской столице, которая таким образом начала играть важную роль в национальной интеллектуальной жизни и в политике. Она превратилась в своеобразный демократический или либеральный анклав, с которым мирились франкистские власти. Мануэль Васкес Монтальбан сказал[467]: «В 70‑е годы Барселона в немалой степени, учитывая испанский политический контекст, стала лабораторией демократических идей, в ней была более свободная атмосфера, чем в Мадриде. Она была и остается самым важным во всей Испании и в Латинской Америке издательским центром». Так Барселона становится литературной столицей испанского мира: латиноамериканские писатели тоже могли, с опорой на нее, укреплять свои культурные связи с Европой, печатая там свои тексты, но не подчиняясь ей в политическом смысле. Например, наиболее знаменитый в Испании литературный деятель Кармен Балсельс начала свою карьеру в Барселоне, продавая права на издание Габриэля Гарсиа Маркеса; затем латиноамериканские романисты стали печататься в Испании в 60‑е и 70‑е годы, через своих посредников или через посредников каталонских издательств, таких, как Карлос Барраль.
В наши дни писатели стараются придать этому городу престижный литературный статус, сделать его артистическим городом, ввести его в литературу. Они даже заявляют о его романном характере. Мануэль Васкес Монтальбан первым сделал Барселону одним из главных героев своего романа, вводя в него огромное количество описаний, изображая уголки и кварталы города, и таким образом, почти сознательно, извлекая из Барселоны целую новую литературную мифологию. Его примеру последовал Эдуардо Мендоса и целая когорта молодых кастильских и каталонских писателей, в том числе и Ким Мансо.
Джойс сделал то же самое с Дублином, сначала в «Дублинцах», а затем — особенно заметно — в «Улиссе». Ему было важно облагородить при помощи описаний ирландскую столицу, и дать ей тем самым тот имидж, которого ей не хватало (а мы уже видели, как велика была роль описаний при создании литературной мифологии Парижа). Кроме того, дать литературную жизнь своей национальной столице было для ирландского писателя частью его внутренней национальной борьбы: он хотел на деле, закрепив это письменно, подтвердить свой эстетический выбор, свой разрыв с «крестьянскими» и фольклорными нормами, господствовавшими в ирландском литературном пространстве. То же самое происходит сегодня среди шотландских авторов. Одновременно в политических и литературных целях они реабилитируют «Красный Глазго», рабочую столицу Шотландии, хотят дать ему новую литературную жизнь, в противовес Эдинбургу, «культурному городу»
