Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки - [94]

Начиная с первого мужчины в моей жизни — моего отца — до последнего, дорогого Фрэнки, мужчины всегда подводили меня. Теперь я могу принять правду — просто таковы мужчины, и в моей жизни никогда не будет ни одного человека, на которого я могла бы положиться. Какой смысл в том, что все мужчины в мире любят тебя издалека, но рядом нет ни одного по-настоящему близкого? Эта история у меня повторяется и с мужчинами, и с жизнью!

Кроме моих эмоциональных проблем, мое здоровье находится в ужасном состоянии. Из-за эндометриоза меня мучают постоянные физические боли, и мне сказали, что ситуация будет продолжать ухудшаться до конца моей жизни. Из-за этой болезни я не могу нормально выносить ребенка, самая большая беда, случившаяся со мной.

В 1949 году я перенесла болезнь Меньера, после которой, как вы знаете, бывают приступы дурноты, и, кроме того, я стала плохо слышать моим правым ухом. (Не очень хорошо при моей работе! Мне приходится просить актеров повторять их реплики снова и снова. Они думают, что у меня плохая память, потому что никто не знает, что я действительно плохо слышу. Пусть думают что хотят. Я не собираюсь никому ничего объяснять.)

Во время развода с Джимом Доерти я подхватила ангину Венсана, с язвами на деснах, которые беспокоят меня по сей день.

Мне постоянно досаждают грипп, бронхит, очаговая пневмония, ларингит и ряд других тяжелых вирусных инфекций, от последней из которых я вылечилась лишь несколько недель назад.

Я даже не буду упоминать многочисленные простуды и случаи тяжелого истощения, с которыми мне приходится время от времени лежать в больнице, а также понос и постоянные запоры, вынуждающие меня принимать клизмы.

Ко всем перечисленным недомоганиям в прошлом году мне удалили желчный пузырь. После операции на моем ранее совершенном теле остался небольшой шрам.

Я часто болела в детстве, и с тех пор у меня ужасный кашель и хронические проблемы с рахитом. Я не была здоровым ребенком, хотя в этом не было ничего удивительного. Никто не заботился обо мне и не следил за тем, чтобы я питалась надлежащим образом.

Ничего не изменилось с тех пор. Эти болезни оставляют мне очень мало свободного времени, которое мне некому посвятить. С таким плохим здоровьем и почти постоянными болями можно ли меня винить за то, что с Джеком и Бобби Кеннеди или без них я хочу убить себя? Меня изумляет то, что я все еще жива.

Я чувствовала такое безысходное отчаяние, что позвонила Бобби домой в Вирджинию, чтобы выяснить у него лично, было ли ошибкой то, что произошло. Он был в ярости.

— Как ты смеешь звонить мне домой?! — проорал он и бросил трубку.

После этого у меня не было никакой возможности связаться с ним. Я этого не вынесу. Я знаю себя, и я отомщу! А пока мне некуда больше обратиться, кроме моих таблеток.

Ко всему вдобавок получить даже обычные земные блага нелегко в наши дни. Около полуночи я проголодалась и пошла приготовить стейк. Но оказалось, что мяса нет. На самом деле не было вообще ничего съедобного, поэтому мне пришлось идти спать голодной. Я не знаю, почему Гринсон так высоко ценит мою так называемую экономку, Мюррей Юнис! Мне она совсем не нравится, и я думаю, что он устроил ее ко мне, чтобы шпионить за мной. Я намереваюсь ее уволить. Я и его могу уволить тоже.

Вы были правы, когда сказали, что моя внутренняя пустота помогает мне избегать чувства боли. Я испытываю самые ужасные страдания в своей жизни, за исключением, быть может, тех, что терзали меня, когда я была маленькой девочкой, которая росла без отца. Я стала одной сплошной болью, и Мэрилин больше не осталось. Эмили Дикинсон сказала об этом лучше меня: «Бывает боль настолько тотальная — она поглощает полностью».

Как бы то ни было, помните мое стихотворение «Аналитик, ваш смутьян выпил рюмку, но не пьян…»? Ну, к сожалению, сейчас я могу ответить на этот вопрос. И этот ответ — да.

А теперь о том, что случилось с Фрэнком: вы знаете, как я обезумела от горя и отчаяния из-за истории с Кеннеди. Кроме того, даже несмотря на то, что мои адвокаты исправили ситуацию со студией «Фокс» и заключили соглашение о возобновлении съемок фильма «Что-то должно случиться» с моим участием в октябре, за удвоенную зарплату, я до сих пор расстроена из-за увольнения. Сирота, которую выбросили из стольких приемных домов, не так легко принимает отставку. Я и раньше не отличалась эмоциональной силой, но тогда я ощущала себя такой хрупкой, как никогда в жизни.

Сама себе врач, я начала пить еще больше, чем обычно, и налегать на таблетки.

По телефону я жаловалась Фрэнку, как я несчастна и почему. Он, добрый друг, каким был обычно, посочувствовал мне и пригласил меня приехать к нему в выходной, 27 июля, в дом «Кэл Нева» отеля на озере Тахо. Он даже послал за мной свой частный самолет.

— Иногда человеку просто необходимо уехать подальше, — сказал он.

Я была в восторге от его приглашения и надеялась, что его компания и выходной отдыха в доме у озера поднимет мне настроение. Никогда раньше я так не ошибалась!

Когда я приехала, мне казалось, что я выгляжу шикарно. (Вам будет приятно услышать, уважаемая Психоаналитик, что я по-прежнему могу сиять, когда захочу, и никто не догадывается, что мой блеск — сплошная показуха.) Я полностью была одета в зеленое. Все идеально соответствовало друг другу — зеленое шелковое пальто от Гуччи и блузка, зеленые бархатные брюки, зеленый шарф и нефритовые серьги, подаренные Фрэнком. Свои покрасневшие глаза я спрятала за огромными солнечными очками.