Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки - [92]
Как бы то ни было, я сказала Бобби:
— Конечно, мистер генеральный прокурор. Я буду рада видеть вас. Когда вы хотели бы встретиться?
Не раздумывая ни секунды, он ответил:
— Вы не возражаете, если завтра?
Это должно быть интересно.
Люблю,
Мэрилин.
(Адаптация старинной английской народной песни)
Уважаемая Психоаналитик,
Ну, Бобби пришел, и он почему-то не выглядел таким тщедушным, как показался мне когда-то. На самом деле я даже не поняла, почему я раньше так думала. Он выглядел как Джек, его голос был как у Джека, и его кожа на ощупь была такой же, как у Джека.
Откуда я знаю, какова его кожа? Мне не потребовалось много времени, чтобы выяснить это. Если я не могла быть с Джеком, Бобби, конечно, был прекрасной заменой. Поддерживая отношения с ним, я останусь рядом с Джеком и первой семьей, которая уже признала меня.
Глядя на его поведение, я пришла к заключению, что Бобби безумно влюблен в меня. Он гораздо более страстный, чем Джек, который на самом деле холоден как рыба. С Бобби я чувствовала себя так, словно наслаждаюсь сверкающими лучами солнца после морозной и снежной зимы.
Я должна сказать вам, что по крайней мере в одном он значительно превосходит своего старшего брата. Он гораздо более внимательный любовник, чем Джек. Он не торопится и заботится о том, чтобы удовлетворить меня. Не удивительно, что у них с Этель одиннадцать детей!
Через день или два после его утешительного визита я принимала ванну, когда услышала звонок в дверь. Так как в тот момент больше никого в доме не было, я выскочила из ванной и, не одеваясь, бросилась к двери. В конце концов, я не хотела, чтобы кто-то ушел, решив, что меня нет дома. Там стоял улыбающийся Бобби. Он пришел неожиданно, чтобы удивить меня.
Я мокрая прыгнула в его объятия. Мы страстно поцеловались, а потом упали на пол, там же, где стояли. Он нисколько не беспокоился о том, что его костюм намок. (Интересно, как он объяснил Этель, почему его одежда влажная и мятая. Я надеюсь, что она устроила ему знатную трепку.)
Люблю,
Мэрилин.
Уважаемая Психоаналитик,
Сегодня никакого веселья и шуток. Прошлой ночью мне приснился неописуемый кошмар. Не удивительно, что мне так трудно заснуть!
Во сне мне делали операцию. Хирургом, самым лучшим на свете, был Ли Страсберг. Я не возражала, чтобы Ли разрезал меня, потому что вы, доктор Дарси, были моим анестезиологом, и вы разделяли мнение хирурга по поводу того, что необходимо сделать, чтобы вернуть меня к жизни и вылечить от страшной болезни, которая мучила меня.
Самым страшным эпизодом сна был тот, где Ли разрезал меня и внутри меня не обнаружил абсолютно ничего! Вы оба были шокированы, увидев это. Вы ожидали найти там что-то гораздо большее. Даже больше, чем вы могли себе вообразить. Вместо этого вы обнаружили, что я была полностью лишена всех человеческих чувств: радости, любви, ненависти и даже страха.
Единственное, что вы нашли внутри меня, — мелко нарезанные опилки, как в тряпичной кукле Энн, которую дал мне кто-то однажды, когда я жила в сиротском приюте. Опилки рассыпались по полу. Вы подняли горсть и с озадаченным выражением лица рассматривали их, как будто неожиданно поняли, что я — абсолютно новый тип, ранее не изученный психиатрией, и, таким образом, вам придется отказаться от вашей постоянной уверенности в том, что вы сможете вылечить меня. Ли тоже поник, осознав, что всем его надеждам и мечтам о карьере великой актрисы для меня не суждено сбыться. Ну, Психоаналитик, что вы теперь думаете о вашей звездной пациентке? Не удивительно, что мне не становится лучше. Нечему улучшаться. Почему мне просто не убить себя и не покончить со всем этим раз и навсегда?
Мэрилин.
Уважаемая Психоаналитик,
Большое спасибо за ваш телефонный звонок и изумительную интерпретацию моего кошмарного сна. Я почувствовала себя намного лучше.
Конечно, вы правы. Действительно, после того, как мой брак с Артуром был расторгнут, мне было очень нелегко. Потом эта история с Джеком. Вы абсолютно правы; произошло слишком много удручающих событий, и требуется время, чтобы справиться с этим.
Если бы я позволила себе полностью почувствовать свою душевную боль, я бы наверняка умерла. Это мой собственный выбор: не думать о произошедшем, чтобы не было так больно.
Как вы сказали, я на самом деле не пустая, а как раз наоборот. Я отбросила болезненные ощущения, чтобы защитить себя от переживаний своих неудач и, может быть, даже от смерти. Вы правы, это неплохое временное решение.
Николай Некрасов — одна из самых сложных фигур в истории русской литературы. Одни ставили его стихи выше пушкинских, другие считали их «непоэтическими». Автор «народных поэм» и стихотворных фельетонов, «Поэта и гражданина» и оды в честь генерала Муравьева-«вешателя» был кумиром нескольких поколений читателей и объектом постоянных подозрений в лицемерии. «Певец народного горя», писавший о мужиках, солдатской матери, крестьянских детях, славивший подвижников, жертвовавших всем ради счастья ближнего, никогда не презирал «минутные блага»: по-крупному играл в карты, любил охоту, содержал французскую актрису, общался с министрами и придворными, знал толк в гастрономии.
Автор настоящего дневника, Христофор-Людвиг фон Иелин, был сыном священника, желавшего сделать из него купца. Христофор, однако, нашел возможность и средства следовать своему призванию: сделаться солдатом. Он принимал участие в походах Рейнских союзных государств в качестве лейтенанта и обер-лейтенанта Вюртембергского полка. Таким образом, попав в Вюртембергский полк, участвовавший в походе Наполеона против России в 1812 году, он является, в качестве простого офицера, очевидцем одного из самых страшных эпизодов всемирной истории, передавая просто и беспристрастно все им пережитое на поле битвы и в плену.
Непокорный вольнодумец, презревший легкий путь к успеху, Клод Дебюсси на протяжении всей жизни (1862–1918) подвергался самой жесткой критике. Композитор постоянно искал новые гармонии и ритмы, стремился посредством музыки выразить ощущения и образы. Большой почитатель импрессионистов, он черпал вдохновение в искусстве и литературе, кроме того, его не оставляла равнодушным восточная и испанская музыка. В своих произведениях он сумел освободиться от романтической традиции и влияния музыкального наследия Вагнера, произвел революционный переворот во французской музыке и занял особое место среди французских композиторов.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.
Фаина Раневская — сплошное противоречие. Беспардонное хамство и нежная беспомощность души, умение обзаводиться врагами на каждом шагу и находить удивительных и верных друзей, необразованность с одной стороны и мощный интеллект — с другой, умение делать карьеру и регулярное сиденье без ролей. И — одиночество… О Раневской много злословили — ей ставил диагноз «психопатка» еще при жизни, ее обвиняли в аморальных связях, ее откровенно боялись! Представьте, что Фаина Раневская входит в кабинет психотерапевта, устраивается на кушетке и начинает говорить.
Когда промозглым вечером 31 октября 1910 года старшего врача железнодорожной амбулатории на станции Астапово срочно вызвали к пациенту, он и не подозревал. чем обернется эта встреча. В доме начальника станции умирал великий русский писатель, философ и одновременно – отлученный от церкви еретик, Лев Николаевич Толстой. Именно станционному доктору, недоучившемуся психиатру предстояло стать «исповедником» гения, разобраться в противоречиях его жизни, творчества и внутрисемейных отношений, а также вынести свое медицинское суждение, поставив диагноз: аффект-эпилепсия.
Звонок в четыре утра не предвещает ничего хорошего. Особенно если на дворе 1946 год, вы психиатр, а голос в трубке поручает определить, склонна ли к самоубийству опальная поэтесса Анна Ахматова…Теперь у Татьяны Никитиной есть всего несколько дней, чтобы вынести вердикт, а заодно и понять, что будет, если ее диагноз окажется не таким, какого от нее ждут.