Некрасов совсем не интересовался своими корнями, не придавал значения степени древности и знатности дворянского рода, к которому принадлежал. «Я никогда не имел времени, да и терпенья перечитать кипу родословных бумаг, которые хранились в старом доме»[1] — говорится в продиктованных им незадолго до смерти автобиографических фрагментах. Некрасов не имел такого интереса в детстве, он не срисовывал и не изучал свое родовое древо, в отличие от его отца, весьма озабоченного своим происхождением. Усвоенные в юности разночинские взгляды также не способствовали пробуждению такого интереса. В результате представления Некрасова о его предках остались на уровне слышанных от отца и матери рассказов, превратившихся в его сознании в своего рода исторические анекдоты, которые он пересказывал как не столько свою личную «предысторию», сколько «истории из прошлого» России. Некрасов не чувствовал себя духовным наследником предков, не видел в своей семье символа кровной связи между собственной жизнью и жизнью государства. Он смотрел на свой род как на что-то внешнее и скорее чуждое. Его «родовое наследство» — это в большей степени то, с чем он порвал, чем то, что сохранил и продолжил.
Впрочем, нельзя не признать, что известные сведения о роде Некрасовых и не дают больших оснований для гордости: история этой семьи предстает не чередой героических свершений, но как вереница обогащений и разорений, приобретений и утрат имений, имущественных споров и судов.
Больше всего мы знаем о предках Некрасова по отцовской линии. Прапрадед поэта Яков Матвеевич Некрасов занимал достаточно важные должности: служил воеводой в Томске, Оренбурге и Тамбове. Он был женат на Настасье Ивановне, урожденной Архаровой, тетке известного московского обер-полицеймейстера Николая Петровича Архарова, и имел от нее единственного сына Алексея. Скончался он в начале 1740-х годов. После его смерти вдова и сын получили в наследство девять душ[2] крестьян и 33 рубля 67 копеек. Однако незадолго до этого, в 1740 году, Настасья Ивановна приобрела за 500 рублей (видимо, на деньги, доставшиеся ей в качестве приданого) имение в Данковском уезде Рязанской губернии — сельцо Березово Болото.
Скромное состояние отца не позволяло сыну почивать на лаврах. Алексей Яковлевич Некрасов поступил на службу в Конную гвардию. В 1736 году он женился на дочери стольника Бориса Ивановича Неронова Прасковье, получив в приданое сельцо Васильково в Ярославской провинции Московской губернии. Алексей Яковлевич, судя по всему, был человек хозяйственный и предприимчивый; в ярославском имении он организовал винокурение и смог умножить полученные средства. В 1748 году он даже купил в Москве на Петровской улице дом с участком земли. После смерти Алексея Яковлевича (не позднее 1760 года) и его супруги (после 1780 года) их единственный сын Сергей получил в наследство 171 крепостную душу в рязанском поместье и 117 душ в ярославском — в деревнях Васильково, Кощевка, Гогулино, а также 44 души в Грешнево (часть дворов принадлежала здесь помещикам Гурьевым).
Сергей Алексеевич Некрасов, дед поэта, в отличие от своего отца был неспособен не только приумножить, но и сохранить родительские имения. Женитьба на собственной крепостной девушке Марии Степановне, урожденной Грановской, не принесла никакого вклада в семейный капитал. К его непрактичности прибавилась разорительная страсть: отслужив в армии и выйдя в 1780 году в отставку в младшем офицерском чине штык-юнкера артиллерии, Сергей Алексеевич проиграл полученное наследство в карты. В 1793 году он занял у генерал-майора артиллерии Сергея Ивановича Баброва три тысячи рублей под залог рязанского имения и деревни Гогулино из ярославского. Долг этот оказался непосильным для азартного игрока, и в 1805 году после долгих судебных тяжб рязанское имение перешло к наследнику к тому времени уже умершего кредитора.
Огромный проигрыш не заставил деда Некрасова отказаться от своей страсти. В 1795 году Сергей Алексеевич и его супруга были вынуждены занять у Екатерины Михайловны Салтыковой еще более крупную сумму — 22 тысячи рублей ассигнациями под залог остальных ярославских имений; видимо, столь значительные для помещика средней руки деньги были проиграны ее брату Борису Михайловичу Салтыкову (как судьба свела заурядного ярославского помещика с беспутными потомками знатного древнего рода, неизвестно). Эти деньги Сергей Алексеевич также не смог возвратить в срок и в результате едва не потерял и остатки состояния: благодаря энергичным действиям Б. М. Салтыкова суд в этот раз не затянулся, и его сестра уже в ноябре 1796 года была введена во владение всеми имениями, принадлежавшими семье Некрасовых. Однако в этом случае произошло чудо: Мария Степановна подала прошение недавно взошедшему на престол императору Павлу I, который отнесся к ней сочувственно, и дело разрешилось в пользу Некрасовых: по высочайшему указу от 25 февраля 1798 года Е. М. Салтыкова и ее брат были признаны виновными в «лихоимственных и лживых поступках и умыслах», лишены права управлять своими имениями (отданными под опеку) и сосланы в Тобольск. Грозившего им еще более сурового наказания они избежали только благодаря знатности.
