Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки - [95]
Фрэнк, Питер Лоуфорд и другие люди, расположившиеся на шезлонгах рядом с бунгало Фрэнка, зааплодировали мне, когда я вышла из лимузина. Так что визит начался с приятной ноты. Но к сожалению, это был последний хороший для меня момент.
Фрэнк вскоре покинул место действия. Я ожидала, что он позаботится обо мне, как обычно, но забыла, что ему нужно было готовиться к своему вечернему представлению. Без него я чувствовала себя более несчастной и одинокой, чем дома, поэтому я пошла в мое бунгало и сильнее, чем обычно, перестаралась с алкоголем и таблетками. Это было бы ничего, если бы я осталась в комнате и отключилась, но, конечно, я этого не сделала.
— Я приехала, чтобы увидеть Фрэнки и его шоу, и я это сделаю, — пробормотала я, когда, пошатываясь, появилась на пороге бунгало.
Когда я вошла в зал, Бадди Греко как раз заканчивал свое выступление для «разогрева». Я остановилась и, вынуждена признать, стояла, покачиваясь в дверном проеме. Внезапно воцарилась гробовая тишина, как на кладбище, как будто кто-то выключил орущий телевизор. Во всем этом было что-то настолько кошмарное, что моя голова закружилась.
Фрэнк уставился в проход, где неуверенно стояла я. Учитывая мою историю хронического алкоголизма и злоупотребления лекарствами, о чем он был прекрасно осведомлен, его реакция была на удивление зловещей. На открытии вновь отремонтированного «Кэл Нева» месяц назад мы с Фрэнком напились до смерти, но он сердился на меня за мое пристрастие к таблеткам и угрожал разорвать наши отношения, если я не покончу с ними. Конечно, я ему не поверила. С чего ему отказываться от дружбы, которая включает секс с великой Мэрилин Монро? Я должна была это выяснить.
Он пытался помочь мне тогда, но Синатра, по-видимому, был одной из самых сомнительных моих интрижек. Теперь я чувствовала себя пьяной и дерзкой. Кто такой, черт подери, был Фрэнк Синатра, чтобы говорить мне, что мне можно пить и глотать, а чего нельзя? Он просто маленький итальянский мальчишка из Хобокена и ничем не лучше одинокой сироты. Я была в ярости и сказала достаточно громко, чтобы слышали все в зале:
— На кого вы все, черт подери, уставились?
Фрэнк был не просто раздражен. Он, должно быть, решил, что я собираюсь испортить вечеринку в его новом драгоценном ночном заведении. Если бы я была на его месте, я бы больше беспокоилась о моем друге, а не о клубе. Но он не такой, как я, и немедленно принял меры.
Он жестом показал своему телохранителю Кучи, чтобы он убрал меня оттуда — быстро! Кучи — отличный, хорошо подготовленный телохранитель. Он поднял меня, перекинул через плечо и понес, в то время как я пинала его ногами и кричала:
— Я не пойду никуда! Отпусти меня! Я приехала сюда, чтобы увидеть шоу Фрэнки!
Кучи не слушал меня. Самое отвратительное, что мое платье задралось выше моей задницы, а вы знаете, я не ношу нижнего белья. Я никогда в жизни не испытывала такого позора — великую звезду кинематографа выносят с голой задницей вверх из ночного клуба, брыкающуюся и вопящую!
Ну, если подумать, подобное унижение я переживала и раньше, в детстве, когда Уэйн Болендер стегал меня по голым ягодицам.
Фрэнки, понятно, хотел избавиться от меня поскорее. Кучи отнес меня в мою комнату, бросил на кровать, упаковал мои чемоданы и отвез меня к самолету Синатры, который сразу же доставил меня домой в Голливуд.
Как и все остальные, мой «близкий друг» Фрэнк Синатра оставил меня наедине с моей судьбой. Но я буду отомщена. Насколько я знаю Фрэнка Синатру, через нескольких дней он будет очень сожалеть. Может быть, всю оставшуюся жизнь. Так же, как Джек, Бобби, Артур, администрация «Двадцатый век Фокс» и все подонки, которых я знала в моей жизни, включая Уэйна Болендера и моего отца-мерзавца.
Я собираюсь пойти спать с пузырьком таблеток и шампанским, в надежде, что их сочетание нокаутирует меня. Может быть, мне повезет и я больше никогда не проснусь.
Люблю,
Мэрилин.
Примечание аналитика: я почувствовала головокружение в то мгновение, когда увидела знакомый васильково-синий конверт со штампом «Срочная доставка», который пришел с сегодняшней утренней почтой, и прочитала надпись, сделанную на нем крупными печатаными буквами черными чернилами. Мне пришлось вцепиться в край моего рабочего стола, чтобы не упасть в обморок. Я надолго замерла, прижимая письмо к сердцу, прежде чем нашла в себе мужество прочитать его. Вот что было написано крупными буквами на лицевой стороне конверта:
ДОСТАВИТЬ ПОЧТОЙ
НЕМЕДЛЕННО
ПОСЛЕ МОЕЙ СМЕРТИ
Мэрилин Монро
Мой дорогой Психоаналитик,
У меня есть прощальный подарок для вас. Я имею в виду мой последний сон. Кто-то однажды сказал, что сон — это подарок от Фрейда. В данном случае было бы правильнее сказать, что этот сон — подарок от вас.
Рецензия на издание двух томов воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам стала преимущественно исследованием ее личности, литературного дара и места в русской литературе XX века.«Надежда Яковлевна для меня — Надежда Яковлевна: во-первых, «нищенка-подруга» поэта, разделившая его жизнь со всей славой и бедой; во-вторых, автор книг, в исключительном значении которых для нашей ориентации в историческом времени я убежден…».
«Люди могут сделать человека счастливым даже в беде… Люди могут все» — таково кредо московской писательницы Ирины Триус. В автобиографической повести «Дорога длиною в жизнь» автор делится воспоминаниями о встречах с интересными людьми, высказывает свои взгляды на жизнь, на предназначение человека, преодоление трудностей.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.
Фаина Раневская — сплошное противоречие. Беспардонное хамство и нежная беспомощность души, умение обзаводиться врагами на каждом шагу и находить удивительных и верных друзей, необразованность с одной стороны и мощный интеллект — с другой, умение делать карьеру и регулярное сиденье без ролей. И — одиночество… О Раневской много злословили — ей ставил диагноз «психопатка» еще при жизни, ее обвиняли в аморальных связях, ее откровенно боялись! Представьте, что Фаина Раневская входит в кабинет психотерапевта, устраивается на кушетке и начинает говорить.
Когда промозглым вечером 31 октября 1910 года старшего врача железнодорожной амбулатории на станции Астапово срочно вызвали к пациенту, он и не подозревал. чем обернется эта встреча. В доме начальника станции умирал великий русский писатель, философ и одновременно – отлученный от церкви еретик, Лев Николаевич Толстой. Именно станционному доктору, недоучившемуся психиатру предстояло стать «исповедником» гения, разобраться в противоречиях его жизни, творчества и внутрисемейных отношений, а также вынести свое медицинское суждение, поставив диагноз: аффект-эпилепсия.
Звонок в четыре утра не предвещает ничего хорошего. Особенно если на дворе 1946 год, вы психиатр, а голос в трубке поручает определить, склонна ли к самоубийству опальная поэтесса Анна Ахматова…Теперь у Татьяны Никитиной есть всего несколько дней, чтобы вынести вердикт, а заодно и понять, что будет, если ее диагноз окажется не таким, какого от нее ждут.