Меня зовут Сол - [49]

С холма мы видели следы лыж Адама — он уехал от нас и нашего леса туда, где пустошь переходит в широкую долину, а потом снова поднимается вверх, к Магна Бра. Уже темнело, темно-розовое солнце повисло прямо над соснами. Я решила, что волноваться из-за Адама нет смысла. В любом случае, он знает, где мы живем, а найти лагерь Ингрид невозможно.

Ингрид уже развела костер и приготовила хлеб и суп, но у нее все еще болела спина, так что после чая она села передо мной на длинное бревно, и я долго растирала ей спину внизу, где было больно. Потом она приняла ибупрофен, а я приложила ей к спине горячий камень в полотенце. После этого она отправила меня набрать снег и положить ей на спину. Кожа у нее на спине была гладкая и пахла, как сосна. После снега я снова приложила горячий камень. Она сказала, что так можно освободить защемленные нервы и заставить кровь циркулировать.

— Я старая, и кровь у меня теперь медленная, — объяснила она.

Я еще раз растерла ей спину, и она сказала:

— Спасибо. У тебя легкие руки.

Стало реально холодно, так что мы завернулись в одеяла, а Пеппа надела кроличью шапку. Мы говорили о Мо. Ингрид сказала, что нужно забрать ее пораньше, пока ей не стало хуже. Я тоже так думала. Когда она пробудет в приюте четыре недели, ее выгонят. Пеппа сказала, что мы должны построить ей шалаш, и мы решили заняться этим завтра, а послезавтра поехать за ней.

Глава четырнадцатая Машина

Ночью мы совсем замерзли. В конце концов я вытащила из костра камень, завернула его в полотенце и положила между нами. Камень помог. Утром я проснулась, раздула костер, приготовила кашу и чай, а потом пошла нарезать жердей для шалаша Мо.

Работа была тяжелая, так что Ингрид мы позволили остаться в постели, пока сами искали жерди и носили камни, чтобы сделать лежанку. Мне пришлось набрать очень много еловых лап, потому что стенки шалаша должны были быть толстыми — брезента у нас больше не было. Я целый день таскала эти лапы, а потом мы с Пеппой выкладывали ими стенки шалаша. Снова пошел снег, который дополнительно защитил новый шалаш от холода. Шалаш для Мо мы поставили рядом с очагом, на берегу реки, выходом к нашему шалашу. Теперь, когда три шалаша стояли вокруг костра, лагерь стал походить на индейское поселение. Пеппа вымела из шалаша снег и листья, мы застелили пол ровным слоем еловых веток и сделали стол из плоских камней. Ингрид дала нам одеял. Пеппа подвесила над входом звездочку из перьев и ленточек, очень милую. Сам вход мы завесили толстой зеленой тканью, которая была у Ингрид, а внутрь поставили свечек из березовой коры и корзинку, в которую можно было класть всякие мелочи. На кровать мы еще положили пару шарфов Ингрид, чтобы было покрасивее.

Спина у Ингрид болела весь день, но она сказала, что боль пройдет, если она отдохнет. Мы ели рис и фасоль с хлебом и пили чай с сахаром. Я начала волноваться, думая, как Мо будет жить с нами.

Когда мы встали утром, Ингрид сказала, что спина больше не болит, но ходила она все еще медленно. Она вытащила из ящика отвертку, кусок медной проволоки и маленький молоточек и сунула их в карман пальто. Шляпу она не надела, зато перетянула волосы шарфом.

Я взяла рюкзак, куда положила карты, компас, нож и подзорную трубу.

Мы поели каши, выпили чаю, а потом включили два налобных фонарика и пошли к дороге. Еще даже не рассвело. Идти вниз было скользко, зато мы увидели барсука, который направлялся в свою нору в маленькой лесистой долинке.

Мы вышли к самому гаражу и «Литл шефу» и, держась в тени деревьев, дошли до парковки. Мы с Пеппой остались в лесу. Ингрид сказала:

— Нужно найти старую машину. Новую я не заведу. Только старую, типа «фольксвагена» или «вольво».

И она пошла на парковку. Там стояли машины, в гараже и «Литл шефе» горел свет, но парковку оттуда было не видно. Мы смотрели, как Ингрид бродит среди машин. Иногда она наклонялась и всматривалась в бампер или капот. Потом она прошлась мимо крайнего ряда автомобилей, присела, встала и махнула нам. Она улыбалась и подняла вверх оба больших пальца.

Мы бежали к ней, когда я услышала тихий удар и гудение. Ингрид разбила окно своим молоточком, и рядом с машиной валялись осколки стекла. Она что-то сделала с замком и открыла переднюю дверь, а потом распахнула заднюю и велела нам садиться.

Она копалась под рулем, и мы слышали какие-то странные звуки, и Ингрид шептала что-то по-немецки. Мы с Пеппой сидели на заднем сиденье — широком, обитом красной кожей. Машина была старая и красивая, покрашенная серебряной краской, с мягкой гладкой кожаной обивкой в салоне. Сзади лежали два клетчатых пледа, и Пеппа немедленно вцепилась в один из них. Я выглядывала из окна, следила, чтобы никто не пришел.

— Ага! — вдруг сказала Ингрид, и я услышала, что машина завелась. Ингрид села за руль и хлопнула дверцей.

— Gut! У нас есть тачка.

— Ура! — воскликнула Пеппа. — Поехали за Мо.

Ингрид тыкала во все подряд. Включились фары.

— Handbremse…[9] — бормотала она, — ага…

Мы двинулись задним ходом, и она дернула что-то еще, и мы поехали вперед мимо «Литл шефа» и выбрались на дорогу.

Машина была огромная, в ней приятно пахло, дверцы были отделаны полированным деревом, а в сиденья вделаны маленькие столики. Я перелезла вперед, к Ингрид, и увидела длинный серебристый капот и серебряного ангела с раскинутыми крыльями, который как будто летел вперед.