Меня зовут Сол - [50]

Шрифт
Интервал

— Крутая машина, Ингрид.

— «Роллс-ройс». Восьмидесятый год. Очень хорошая машина. Автомат. Вот только ремней безопасности нет, так что надо поосторожнее. Поеду медленно.

Пеппа поерзала по заднему сиденью, плотнее завернулась в плед и завопила:

— Круто как! Мо понравится!

Пока мы выезжали с парковки, я вытащила карту и теперь следила по указателям, куда мы едем. Я посчитала, что до нужного поворота примерно двадцать две мили. Ингрид казалась очень веселой. Ветер из разбитого окна трепал ей волосы.

Других машин на дороге почти не было. Только пара грузовиков проехала навстречу. Снега становилось все меньше, но асфальт сверкал от мороза. В одном месте грузовик посыпа́л дорогу песком, и нам пришлось его объезжать.

По моим расчетам, у нас должно было уйти примерно двадцать пять минут на дорогу до деревни Киллаган и поворота на Эбби. Я следила за знаками и наслаждалась чувством полета — так мягко шла машина. За нами кто-то ехал, потом обогнал нас.

— Gut, — сказала Ингрид, — это не полиция.

Проехало еще две машины, и это тоже оказалась не полиция. Скоро мы были уже близко. Я увидела указатель, что мы въезжаем в Киллаган. Ингрид повернула, и мы поехали по длинной прямой дороге, обсаженной деревьями. Нам нужно было свернуть еще раз, не доезжая до деревни. Вокруг все заросло лесом. Мы заметили поворот, но это была совсем узкая тропинка. Мы медленно поехали по ней, перевалили через горбатый мостик. Тропинка все время извивалась, а машина у нас была огромная, так что Ингрид ехала очень медленно. Уже стало светло, и все вокруг побелело от изморози.

Где-то две мили мы тащились по тропинке, а потом повернули направо и покатили вдоль полей. От дороги их отделяли каменные оградки. Чуть дальше мы увидели деревянную вывеску «Медицинский центр Эбби».

Там же стояли каменные воротные столбы и начиналась дорожка, ведущая в лес. Ингрид остановила машину и сказала:

— Спрячем тачку и пойдем пешком.

Мы проехали немного подальше и нашли ровное местечко в кустах. Ингрид поставила машину туда, прямо в кусты.

— Наберите веток, — велела она.

Снаружи было холодно и тихо, только вороны каркали.

— Идите давайте.

Мы с Пеппой пошли в лес искать ветки. Я нашла огромную сухую буковую ветку с бурыми листьями на ней. Добычу мы свалили в кучу перед машиной. Пеппа еще набрала папоротника и прикрыла серебристые бамперы. Мы старались бегать побыстрее, таскали ветки и отламывали от буковой коряги куски поменьше.

Ингрид вышла на дорогу, посмотрела и оценила нашу работу:

— Неплохо, но на снегу остались следы.

И правда, шины оставили на асфальте две полосы. Ингрид потерла их ногой.

— Ничего, скоро это все растает.

Я велела Пеппе достать из машины пледы, а сама взяла рюкзак. Мы вернулись к воротам и пошли к приюту по тропинке. Скоро мы наткнулись на стену примерно в полтора метра высотой. Пеппа просто залезла на нее и спрыгнула с другой стороны, но Ингрид мне пришлось помогать. Мы с ней неуклюже слезли вниз и оказались в лесочке. Между деревьев виднелась большая лужайка с колодцем посередине, а за ней дом. Дом был старый, с островерхой крышей и маленькими башенками, почти как замок. Крыша поросла мхом. Крыльцо было каменное, огромное, а в некоторых окнах горел свет. Перед домом стояли четыре машины.

Мы вышли из леса, обошли дом и увидели новую террасу с раздвижными дверями, столами и стульями. Такие обычно около пабов ставят.

— Вот сюда они и ходят курить, — прошептала Ингрид.

Мы расстелили плед и сели под деревом. Кусты с большими зелеными листьями загораживали нас, а мы видели веранду и двери. Пеппа завернулась во второй плед. Мы сидели и смотрели.

Солнце поднялось выше, и теперь на лужайке лежал большой треугольник света. Мы молчали. Примерно через час свет в окнах стал гаснуть, а в комнате перед террасой его, наоборот, зажгли. Двери открылись и вышли двое мужиков. Мелкий парень в кожаной куртке и другой, большой мужик в клетчатом. Последний держал в руке чашку с чаем. Они сели на скамейку и закурили. Потом вышла страшно жирная тетка, поговорила с ними и ушла обратно. Мужики докурили и тоже вернулись в дом.

Снова стало тихо. Мы ждали. Прошел, наверное, час, когда вышли две женщины и встали во дворе. Они смотрели на деревья, говорили о чем-то и обнимались. Я ничего не услышала из-за большого расстояния. У одной были длинные темные волосы, а у другой, в сером пальто, светлые и очень короткие. Они поговорили, а потом та, которая в пальто, вышла с террасы на улицу. Обернулась и сказала что-то темноволосой. Изо рта у нее вырывались маленькие облачка пара. Темноволосая женщина достала пачку табака и свернула самокрутку. Протянула той, что в пальто, которая все это время что-то говорила, махала руками и иногда разводила их, как будто показывала, какую огромную рыбу поймала. Она взяла самокрутку, прикурила и пошла на лужайку глазеть на деревья. Темноволосая осталась на террасе. Она разговаривала сама с собой и качала головой. Потом вышел высокий худой бородатый мужчина, прислонился к стене, что-то сказал темноволосой женщине, указал на дом и сам туда ушел.

Женщина на лужайке стояла и курила, а другая кричала ей что-то. Голос я слышала, а слова нет. Потом кричащая развернулась и ушла в дом, как будто разозлилась. Женщина на лужайке постояла, посмотрела на деревья, а потом повернулась и взглянула в нашу сторону.


Рекомендуем почитать
Леопард на солнце

Основой захватывающего, с неожиданными поворотами, сюжета этого романа служит борьба двух мафиозных кланов в Колумбии. Однако описываемые события дают автору (и читателю) немало поводов для философских и поэтических размышлений. Помещая в колумбийском издании благодарности друзьям за помощь, оказанную ей в работе над романом, Лаура Рестрепо благодарит среди прочих «и Габо… чей гений и подавляет нас, и озаряет». Речь идет, конечно же, о Габриэле Гарсиа Маркесе.


Единственная и неповторимая

Гилад Ацмон, саксофонист и автор пламенных политических статей, радикальный современный философ и писатель, родился и вырос в Израиле, живет и работает в Лондоне. Себя называет палестинцем, говорящим на иврите. Любимое занятие — разоблачать мифы современности. В настоящем романе-гротеске речь идет о якобы неуязвимой израильской разведке и неизбывном желании израильтян чувствовать себя преследуемыми жертвами. Ацмон делает с мифом о Мосаде то, что Пелевин сделал с советской космонавтикой в повести «Омон Ра», а карикатуры на деятелей израильской истории — от Давида Бен Гуриона до Ариэля Шарона — могут составить достойную конкуренцию графу Хрущеву и Сталину из «Голубого сала» Владимира Сорокина.


Эротический потенциал моей жены

Коллекции бывают разные. Собирают старинные монеты, картины импрессионистов, пробки от шампанского, яйца Фаберже. Гектор, герой прелестного остроумного романа Давида Фонкиноса, молодого французского писателя, стремительно набирающего популярность, болен хроническим коллекционитом. Он собирал марки, картинки с изображением кораблей, запонки, термометры, заячьи ланки, этикетки от сыров, хорватские поговорки. Чтобы остановить распространение инфекции, он даже пытался покончить жизнь самоубийством. И когда Гектор уже решил, что наконец излечился, то обнаружил, что вновь коллекционирует и предмет означенной коллекции – его юная жена.


Медсестра

Николай Степанченко.


Голубь и Мальчик

«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».


Персидские новеллы и другие рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Саммер

Главного героя психологической драмы французской писательницы Моники Саболо Бенджамена почти четверть века мучают кошмары. Ему снится пропавшая старшая сестра Саммер. Его единственный шанс избавиться от жутких сновидений — понять, что с ней произошло. На самом деле Бенджамен знает причину исчезновения, но она настолько отвратительна и прозаична, что он не готов смириться с этим.


Найти Джейка

«…Подняв с пола телефон, я нажимаю кнопку, и на засветившемся экране возникает форум. Я начинаю читать, но сразу же останавливаюсь. Практически во всех комментариях, появившихся за последние двенадцать часов, моего сына Джейка называют монстром-убийцей…»Перед нами — жестокая психологическая драма. Выстрелы в местной школе унесли жизни тринадцати учащихся. Один из подозреваемых старшеклассников убит, другой — бесследно исчез. Разъяренная толпа окружает дом, где живет семья пропавшего мальчика. В сторону родителей летят чудовищные обвинения.


Похороненный дневник

Что заставило Алтею Лири исчезнуть, бросив сына на далекой ферме? Куда она пропала и как ее отыскать? В поисках ответов девятилетний Джаспер может рассчитывать только на себя. Старый мамин дневник указывает опасный, но верный путь — через игорные притоны, стрип-клубы, грязные городские проулки в глушь индейской резервации, хранящей немало жутких и постыдных тайн.


Простая милость

«У каждого есть воспоминания, которыми он не хочет делиться. Кое-что мы предпочитаем оставить во мраке прошлого…» Летом 1961 года небольшой американский городок Нью-Бремен захлестнула волна смертей. Одной из погибших стала восемнадцатилетняя красавица Ариэль, тело которой нашли в реке. Младшие братья девушки, подростки Фрэнк и Джейк, не верят в несчастный случай и тем более в то, что сестра покончила с собой. Они пытаются найти убийцу и понять мотивы его преступления. «Простая милость» — психологический роман Уильяма Кента Крюгера, написанный в лучших традициях жанра «южной прозы».