Марк был у сторожки, когда Эмма подошла к деревне и стала смотреть на ворота «Хардич-Хауса». Он помахал рукой, и сердце ее учащенно забилось. Марк подошел к ней, сумрак делал его больше, чем когда-либо, похожим на мужчину ее мечты. Когда он коснулся ее, ей вспомнилась детская игра, когда надо коснуться человека, «выручить» его. Казалось, только держись за его руку – и все плохое отступит.
Она сказала:
– Привет, – и улыбнулась.
Марк улыбнулся:
– Ты запыхалась. – Это была правда. – Ну что, две девушки приходили?
– Приходила одна. Она привела своего друга. Они с ярмарки.
– М-м-да! – не одобрил он. – Чего бы ты хотела? Может, пойдем ко мне и выпьем чего-нибудь?
– Да, пойдем. – Ей хотелось провести с Марком два или три часа в спокойной обстановке. Если Сара дома, то сидеть придется втроем, но рискнуть стоило.
Они шли по шоссе. Трава по краям была скошена, деревья были еле различимы в наступивших сумерках. Марк спросил, как ее голова, и она ответила, что уже проходит. Они шли и говорили про события прошедшего дня. Но о народе с ярмарки молчали.
Когда он открывал входную дверь, Эмма спросила:
– Дома ли Сара?
– Да, – сказал он, – но не будем тревожить ее. Пойдем в студию.
Студия была небольшой комнатой. Удобные глубокие кресла, насыщенно-красные персидские ковры на блестящем полу и картины лошадей на всех стенах. Картины были написаны акварелью, маслом, были гравюры и черно-белые эскизы, фотографии из газет. Здесь была вся история конного завода Хардичей за долгое время.
Эмма удивилась, как много тут лошадей. И выслушала краткие рассказы Марка о некоторых из них. Лошади были очень красивы. Тут была и лошадь свежего каштана, лошадь, которую Марк подарил Гиллиан и которая убила ее.
Эмма держала бокал в руках и заставляла себя слушать Марка. Она знала, что должна запомнить все хорошенько, потому что это была основа Хардич-империи, вся жизнь Марка.
Она сказала:
– Они все прекрасны.
– Да, – согласился он.
– Ты не возражаешь, если я кое о чем спрошу тебя? Это беспокоит меня.
– Конечно.
Она выпалила, не успев оробеть:
– Почему ты и Корби Кемпсон так сильно ненавидите друг друга? Неужели причина – клочок земли?
Лицо Марка окаменело. Они стояли перед изображением коня по кличке Полестар. Марк предложил:
– Присядь, Эмма.
Сам он остался стоять. Поставив стакан на каминную полку, он перевернул поленья в камине, хотя этого совсем не требовалось.
– Это Кемпсон был у вас в доме сегодня вечером? – спросил он.
– Да.
– Это из-за него ты изменила свое решение остаться дома и вышла?
– Да.
– Почему?
Ей показалось, что она ответила честно:
– Мне неудобно находиться рядом с ним. Вы враждуете. Это не простое неодобрение или неприязнь. Вы – настоящие враги.
Марк не смотрел на нее, но она знала, что нерв на щеке у него дергается. Он сказал:
– Я так полагаю, – будто ему не хотелось признавать этого вслух.
Эмма сидела тихо. Это не было ответом. Но повторять вопрос не было смысла.
– Да, – внезапно сказал он решительно. – Да.
Он отошел от камина, чтобы сесть на стул перед ней. Его движение и голос стали теперь решительными.
– Кемпсон, – продолжил он, – воплощение всего, чему я не доверяю. Я действую вполне осознанно. Ты же, вероятно, инстинктивно не доверяешь, потому что я думаю, что ты тоже не доверяешь.
С самого начала она была осторожна с Корби. Это не имело никакого отношения к Марку тогда. Да, это, должно быть, был инстинкт.
Марк продолжал неистово:
– Малая часть человечества – строители, созидатели. Они дают все миру. Большая часть – дают больше, чем забирают, и часть – только берут. – Эмма ждала. Марк был мрачно-серьезен. – Затем идут люди, кого я называю носителями зла. Естественная противоположность первых. Они не только берут. Они вдохновенно уничтожают все.
Носители зла? Сильно сказано.
Марк Хардич продолжал горько:
– Люди как Кемпсон приносят много зла.
В студию не доносилось посторонних шумов. Соединенная только с библиотекой, она была полностью звукоизолирована. Все детали на картинах были тщательно прописаны, и Эмме на память пришли картины Корби с их бурей цветов. Они тревожили, как и их автор, но… Зло?
Она слышала, как говорит:
– Ты сказал, что действуешь осознанно. По какой причине?
– У меня есть, – сказал Марк; и когда замолчал, она спросила:
– Какая?
Не глядя на нее, он ответил отрывисто:
– Если бы моя жена была менее предана мне и мы любили бы друг друга меньше, Кемпсон мог разрушить наш брак.
Слишком поздно она сообразила, что пора прекратить расспросы. Слишком глубоко копнула. Она сказала:
– Извини, мне жаль.
– Излишне напоминать, что все сказанное должно остаться между нами.
