Мать скорбящая - [10]

«Зло!!!!» — понял он.

Да, это было Зло. Безжалостное. Отвратительное. Огромное. Живучее. Оно выжило даже в великой катастрофе и явилось снова, чтобы, торжествуя и насмехаясь, помешать примирению между единственной матерью на планете и, может быть, последним обществом людей, поставленном на краю гибели самим же Злом.

«А что я делаю сейчас? Что принес я сюда, к колыбели, возможно, последнего ребенка Земли? Постановление… Бумажку, продиктованную все тем же Злом!..»

И, подумав это, он ужаснулся собственному бессилию перед властью Зла. Зло и здесь восторжествовало. Дай ему волю — и на Земле никогда больше не появится ни ростка Жизни! На ней будут только Зло и Смерть. Зло и Смерть в обнимку!..

— Ты не пойдешь к ним мириться? — В голосе было столько горечи и отчаяния, что их хватило бы с лихвой на всех живых. Однако и это ее не тронуло.

— Нет! — прозвучало в ответ, как крушение последней надежды.

И он почувствовал, как по его щекам потекли горячие ручейки. И уже не в силах сдерживаться, беспомощно взмахнув руками, старик безвольно уронил седую голову в лодку своих ладоней и зарыдал горько, безутешно, как плачут больно и несправедливо обиженные дети.

Увидев, как плачет гордый, почтенный Глава Сената, не понимая причины слез, она растерялась, рванулась к нему, осторожно трогая его за плечо, стала спрашивать:

— Что с вами? Простите меня. Пожалуйста! Я больше не буду. Я не подумала, что вам станет… Простите! Я — по глупости…

Она лепетала растерянно, а сама по-детски оттаскивала руки Главы от его лица, пытаясь заглянуть в глаза, чтобы увидеть в них прощение.

Глава поднял лицо и, посмотрев на молодую мать, невольно и вымученно улыбнулся. Жалость и сострадание ее юной души подействовали, как бальзам.

— Вы больше не будете плакать? — поцеловав его в мокрую щеку, заискивающе спросила она, шепча ему прямо в ухо.

— Не буду, — ответил он, вытирая кулаком слезы.

— Вот и хорошо! Вот и умненький! — по-детски защебетала она, сочувственно взглядывая на него. — Вы хороший. Мне вас жаль. Не плачьте.

«Она сама нуждается в сочувствии и жалости, а я требую, кричу да еще обижаюсь при этом. Неужели непонятно, что к миру ведут только добрые чувства и добрый ум?»

— Наверно, было неприятно видеть, как распустил нюни старик? — спросил он, усмехнувшись.

Она призналась:

— Когда вы заплакали, я не знала, куда деться от жалости. А потом, когда у вас лицо сделалось страшное-страшное, испугалась, что сейчас вы умрете…

Он устыдился:

— Не обращай внимания на мои слезы. Это от старости… нервы пошаливают, — и, повеселев, спросил: — Значит, ты испугалась, что я умру? Тебе было жаль меня?

— А как же! Без вас мне с ними не справиться! — откровенно призналась она.

Он подивился столь резким переходам человеческого чувства и способности людской натуры сохранять вражду и неприязнь даже в самых драматических ситуациях.

— А зачем с ними «справляться»? Может, лучше помириться? Худой мир лучше доброй ссоры! — мудро возразил он.

Она упрямо помотала головой:

— Это вы им скажите!

— Почему только им, а не тебе? — отозвался он и попрекнул: — Ты тоже хороша: довела до слез старого человека…

Заметив на ее глазах блеснувшую слезинку, он торопливо протянул руку:

— Мир! Не будем больше ссориться!

Она пожала его шершавую ладонь, а он поцеловал ее в щеку.

«Мы правы, а не она!» «Я права, а не они!» Все почему-то хотят быть правыми, питая вражду, усыпляя совесть и разум. Кто прав, когда нет мира?

Глава Сената почувствовал головокружение и усталость, которые были следствием перенесенного стресса. Сев на диван, он откинулся на спинку, скрестив на груди руки. Усилием воли стал расслаблять в себе мышечное и нервное напряжение. Внутренним видением он прощупывал уголки своего организма, налаживая в нем нарушенное взаимодействие. Занятие это, однако, не отключило его от размышлений.

Он до сих пор не мог разобраться в перипетиях человеческой натуры, хотя и прожил долгую, полную сложностей и поворотов жизнь. И до сих пор он не понял главного парадокса жизни: почему страсти предпочтительнее разума?

«Почему зло сильнее добра, хотя на стороне добра — и сознание, и чувства? Неужели несправедливость дана человеку самой природой? Неужели человек никогда не познает себя и не научится управлять эмоциями?

А если человеческой цивилизации, как утверждают некоторые философы, давно уготована гибель, и спасти ее не удастся?

Вражда, ненависть, неприязнь! Может быть, это инструмент чьей-то злой воли, возможно, и высшей? Не с ее ли ведома меняются формации в ступенях цивилизации? Тогда есть ли смысл бороться за спасение отжившего или отживающего? Но ведь так можно докатиться до полной инертности!..

Вот у этой молодой матери почему-то нет желания пойти на примирение с обществом. А ведь она по социальным и биологическим законам — дочь этого общества. Непостижимо!

Или почему у общества не хватает разума и любви, чтобы преодолеть чувство вражды и неприязни и найти путь к сердцу дочери своей в такой трагический момент?

А в сказках почти всегда добро побеждает зло, и сказку создали люди. Значит ли это, что в мечтах и ожиданиях своих люди лучше, чем в реальной жизни?..»