Мать скорбящая - [11]

Из размышлений его вывел вопрос:

— Вы согласны с мнением, что Джордж якобы сам виноват в своей смерти?

Смысл вопроса настолько был далек от значительности раздумий Главы, что тот не сразу сообразил, почему сейчас надо спрашивать о Джордже.

— Какой еще Джордж?

— Специалист по энергопитанию Дворца! Джордж! Который здесь следил за работой кондиционеров и всей осветительной и обогревательной системы. Да вы же знали его!

— Ах, вот оно что!.. Да знаешь ли ты, что именно с его изобретения и началась на Земле катастрофа!

От удивления она широко раскрыла глаза. Ее так ошарашило сообщение Главы, что она не нашлась, что сказать. А Глава Сената, по натуре человек совсем незлорадный, испытал вдруг приятнейшее ощущение в душе, словно он наступил на ненавистное семя зла и растер его в порошок…

Она заговорила робко, негромко:

— Он сам был, значит, ученым?.. Странно… Он же так ненавидел всех ученых… Да он называл их «продажными душами» и «гнусными рабами военно-промышленного комплекса»!..

— Джордж хорошо знал себя! — невольно вырвалось у Главы.

— Вот почему он так боялся людей!

— Именно: боялся! И как трус ненавидел их! — поправил ее мысль Глава.

— Да, он говорил: «Чувствовать себя счастливее можно только вдали от людей…»

— Он случайно не предлагал тебе бежать с ним?

— Да, — призналась она и с удивлением взглянула на Главу, словно тот читал ее мысли. — Он предлагал мне…

— Ах мерзавец! — выругался Глава. — Зачем же он предлагал тебе это?

— Чтобы мы были с ним счастливы. Он сильно полюбил меня. Он говорил: «Меня может спасти только ваша любовь…» Он называл меня на «Вы»… Он… он очень переживал, что не может быть моим мужем и отцом нашего ребенка…

— Так! — злорадствовал Глава. — Так что же делал и говорил дальше тебе этот горе-любовник?

— Он стоял на коленях и плакал.

— Где это было? — спросил Глава.

— Здесь, — ответила она.

Глава глянул на нее с подозрением, не веря.

— Да, здесь. Это было один раз. Он боялся сюда заходить. Он боялся всего и всех. Боялся скрытых телекамер. Боялся врачей, боялся вас.

— Значит, гнать отсюда врачей, бить камеры и прочее — это он тебя научил?

— Нет, нет, не подумайте, это я сама! Для меня дочь дороже всего на свете. Дороже всех, знайте! — И она с нежностью бросила взгляд на дверь спальни.

— Слава богу! — вырвалось у Главы.

— Но мне жаль Джорджа, — с печалью проговорила она. — Он был какой-то необыкновенный, не такой, как все. Он любил меня и хотел быть счастливым!

— Да? — Глава еще чувствовал себя в образе Победоносца над раздавленной гидрой. — Это счастье было не для него! Мать-природа не допустит, чтобы сотворивший зло был прародителем новой жизни! Напрасно он надеялся быть счастливым! Если бы он сеял хлеб, как твой муж, он мог бы рассчитывать на милость природы! — Глава поднял перст. — Нельзя быть счастливым средь несчастья, сотворенного тобой! Он даже этого не понял! — И Глава ехидно хмыкнул: — Ученый-любовник! Дон-Жуан без перьев! Петух без хвоста.

Он прошелся по комнате с видом победителя Трои.

— Как это странно: любил, а сам покончил с собой, — проговорила она с болью. — Разве влюбляются для того, чтоб умереть? А я думала: любовь дает силу и жажду жить…

Главе стало жаль ее за то, что прекрасное чувство пришло к ней в такое трудное время, что это чувство зажег в ее сердце эгоист.

— Понимаешь, ему было легче умереть, чем жить. Самоубийство было для него избавлением от душевных мук. Нелегко видеть каждый день ужасное дело рук своих! Видеть и думать: «Это по моей вине умирает Человечество!» Тут совесть не выдержит! — он вздохнул. — Это невыносимо. Можно сойти с ума. У него был один путь — умереть.

Женщина слушала его с болезненным вниманием. На глазах блеснули слезы.

— Но ведь он любил меня! Вы не верите?

— Верю. Но, когда полюбил, жизнь для него стала еще более невыносимой. Любовь открыла ему глаза, и он понял, что не будет ему на этом свете счастья. — Глава опять не удержался от злорадства. — Так и надо! Сеявший зло от зла и погибнет!

— Вы сказали: «Не будет ему счастья». А что такое счастье? — она глянула с мольбой. Видно было: этот вопрос возник у нее не сейчас.

— Что такое счастье? Видишь ли, каждый это понимает по-своему. Для одних — это достижение заветной цели, для других — это взаимная любовь… ну, и так далее… Но в великом смысле Счастье — это жить! Жизнь — величайшее из чудес! Бесценный дар, отпущенный нам природой, короткий миг на пиру! Мы, наделенные разумом люди, должны ценить Жизнь, беречь ее, осознавая, что этот прекраснейший, но короткий миг нам дан всего один раз и никогда больше не повторится. Мы обязаны ценить жизнь рядом живущих…

Это была его любимая тема. Ведь он был врачом-психологом и часто прибегал к подобным разговорам с пациентами… Вот и сейчас, видя, что семена доброй мудрости падают в благодатную почву юной души, он еще более воодушевился:

— Но счастливым можно быть только тогда, когда вокруг тебя живут счастливые, добрые, умные. Я не верю в счастье без ума и доброты. Среди несчастных счастливым быть невозможно. Убийцы не могут быть счастливыми! Природа не допустит этого. Убийцу полюбить нельзя. Он вселяет в сердце только ужас, презрение! Сохранять жизнь, а не уничтожать ее — вот закон разумного живущего! Родившийся на свет человек должен прожить все стадии — детство, юность, взрослость, старость. И все эти периоды жизни должны быть наполнены радостью от сознания — Я ЖИВУ! Счастье — это вся ЖИЗНЬ! — закончил он с пафосом свой монолог.