Мальчишки - [11]

Зинка наколола ногу, вскрикнула, села в траву.

— Дальше не пойду… Домой хочу.

— Ну и сиди. Змея к тебе приползет. Черная.

Уходят Женька с Чирком, только трава шуршит.

«Лягу и умру, — думает про себя Зинка. — Вот закрою глаза и умру и мамку больше не увижу. А в траве мягко и тихо, и змей нет». — Вскакивает, кричит, сколько голоса есть, отбиваясь от высокой травы.

— Женька-аа…

И столько страху в ее крике и круглых глазах, что Женька берет ее за руку и шаг убавляет.

Собирают пучки дикого лука, сбивают синие головки и, усевшись подле рощи, жуют, выбирая стрелки, сладкие и прямые. А Зинка щавель ест. Кисло во рту, вяжет язык. Она причмокивает губами, сведя низко брови, как будто дело творит великое.

Небо кучно уплывает облаками. Пригибая траву, бежит ветер, расчесывает рощу. В лугах он теплый и зеленый, как листья. На воде голубой и прохладный, озерный ветер. Женька знает, какой у ветра цвет и запах. Ветер пахнет ягодой в лесу, грибами в березняке, солнцем на поляне, травой в лугах и рыбой на озере.

Чирок улыбается, а зубов в улыбке мало.

— Люблю лук есть.

— То-то и видать. Ты с бабкой спишь, что ли? Зубы-то тю-тю… Иль от лука, может?

Чирок поджимает губы и, наклонив голову, сплевывает в сторону.

— Мать говорит, вырастут… А без них лучше. Знаешь, как свистеть можно.

Он подбирается весь, словно прыгать собрался, и издает долгий, тонкий свист. Зинка затыкает пальцами уши, щурится и визжит.

— Здорово! Как это ты? Мне бы так. — Женька краснеет, облизывает губы. — Здорово…

— У тебя не выйдет. Надо, чтоб зубов не было… С зубами чего там… — И важно так поднимается Чирок с травы, отряхивает трусы.

— Пошли… Близко, должно быть.

Солнце идет над лугами, — точно окунаешься в него.

А весной нет лугов — вода кругом. Высокая вода стоит у деревни, темная, мутная.

Сойдет вода, высохнет земля — и уже птицам свистеть в траве и щуке разрывать чистую гладь озера.

— Жень, скоро?

— Чего слюни пускаешь? Сказывал, чтоб дома сидела. Вытри нос.

Женька шагает, высоко поднимая ноги, и совсем не глядит в сторону Зинки. Кустарник плотный, низкий, колючий.

Чирок посвистывает, не разводя губ, и получается смешно, будто носом свистит, и улыбается.

— Мы тебя не возьмем больше с собой. Одни слезы от тебя. Как барышня… — подзадоривает Чирок.

Зинка молчит, назло молчит и даже головы не повернет.

«Домой придем, мамке нажалуюсь. Все-все обскажу как ни на есть. И про то, как Женька червей ворует в огороде бабки Насти, и про то, как курят они в старой бане. И про Чирка скажу». Зинка хочет вспомнить, что же Чирок не так сделал, да не вспоминается. Она вытирает аккуратно нос подолом и решает: «Расскажу, какой он рыжий, даже собаки на него лают».

Женька вдруг приседает, отгибает куст и кричит:

— Вот она… Ух! — Заходит в воду. — Теплая.

Зинке все равно, о чем говорят Женька с Чирком. Вода как вода, зеленая только. Вроде бы грязная лужа, а называют бакалдой. Выдумывают они все.

Ложится в траву Зинка, узелок развязывает и посыпает хлеб солью. А Женька с Чирком ходят по воде медленно и тихо, ногами тревожат дно. Мутнеет бакалда — одна грязь, а не вода. Пригибаются, глазами что-то ищут. Вдруг Женька ладони сложил ковшиком, повел под водой и выдернул разом руки. Вскрикнула Зинка — рыба извивается в руках у Женьки, хорошая рыба, щуренок. Забегала Зинка у воды.

— Кидай, Жень… Кидай…

Ловит рыбу в траве, пальцы склизкие, а Женька грозит кулаком и на губы показывает — молчи! Отвернулась Зинка, стала рыбу обкладывать травой, чтоб не высохла, а тут прямо ей в руки летит другой щуренок, длинный и глаза вытаращенные.

А когда сбилась Зинка со счета, сколько рыбы в траве, вылезли из воды Женька с Чирком, растянулись рядом с Зинкой в теньке, только ноги выставили на солнце, и хлеб стали есть.

— Домой придем, жареху сделаем.

Женька отгоняет мух от лица, лениво, словно со сна, говорит:

— На Горелом русалки водются. Красивые. Волосы по спине, как трава. — Приподнимается на локтях. — Не вру… — Щелкает ногтем о зуб, хлопает ладонью по груди. — На свету не видать их. Вот ежели ночью. Они на дне лежат. Там у них дома свои, окошки всякие… Я вот рыбу вчера ловил, ну прямо-таки гладко кругом было. И вдруг вода как подымется да пойдет кругами, и ветру много стало. Это они… Русалки. Танцуют, и вода над ними ходит. Я, понятное дело, гляжу во все глаза и вижу волосы промеж кругов вылазят… тонкие, длинные. Не вру… сам видел волосы те… Вроде бы, как золотые. Какая тут рыба. Нету рыбалки никакой… А вот бабка Настя, что у конюшни живет и очки ниткой все обматывает, она сказывала, сама видела их. Это нынче она стекла на глаза надевает, а тогда нет… Пошли они это с дядькой Пашей сено косить… Чего зубы кажешь! Нет у тебя их вовсе… Не веришь, уши травой заткни.

Чирок не обижается и смотрит веселыми глазами.

— Сказывай дальше.

— Давай, Жень, давай.

— Ночь подошла. Легли они в сено. Дядька Паша захрапел, даже трава зашевелилась. А бабка Настя глядит, из воды вылазят русалки, взялись за руки и по берегу пошли. Страшно небось… Закричала бабка Настя, они и поплюхались в воду, а дядька Паша все равно храпит. Во как!

— Пымать бы их.

— Куда… Они знаешь какие спугнутые.