Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света - [25]

Судьбы двух этих людей оказались настолько связаны между собой, что можно с уверенностью сказать: ни один из них не стал бы тем, кем стал, без другого. Рисуя психологический портрет короля, невозможно не остановиться на отношениях Людвига и Вагнера более подробно, тем более что, разобравшись в них, мы обретем ключ к пониманию личности Людвига в целом.

Итак, король обещал оказать композитору самое радушное гостеприимство и широкую материальную поддержку. Вот она, та «своевременно предложенная, основательная помощь», о которой Вагнер тщетно мечтал в тяжелые дни бегства от кредиторов, находясь на грани отчаяния, устав от бесконечных нападок критики, не встречая понимания среди театральных деятелей, которые намеренно искажали идеи его произведений, и певцов, занятых лишь личным успехом у публики в ущерб цельности общего впечатления. (Надо сказать, что Людвиг II помимо всего прочего единовременно уплатил все долги композитора, таким образом, полностью избавив его — правда, лишь на время — от преследований кредиторов!)

Эпохальное событие состоялось 4 мая 1864 года. Встретились юноша-монарх и умудренный жизнью гений-композитор; один был полон радужных надежд, другой давно утратил прежние иллюзии; один наугад стремился к несбыточной мечте, другой слишком хорошо представлял себе, что хотел бы получить от жизни. И вместе с тем они нуждались друг в друге и встретились именно тогда, когда эта нужда стала особенно острой. «Судьбе угодно было, чтобы Вагнер указал неопределенному влечению Людвига к прекрасному и возвышенному совершенно определенное гармоническое содержание и наметил ближайшую цель для деятельности короля, а Людвиг II помог Вагнеру в его сложных композиторских стремлениях, в его революционной работе под флагом новых музыкальных идей»^{44}, — констатирует В. Александрова.

Мы уже говорили, что эту необычную дружбу короля и композитора невозможно по-настоящему понять вне контекста личностей обоих. Впоследствии только ленивый не будет обвинять Вагнера в том, что он цинично воспользовался благосклонностью экзальтированного «монарха не от мира сего», направо и налево тратил огромные средства, которые тот в силу умственной ограниченности ему предоставлял, и совершенно не ценил духовную составляющую их отношений. (Версию об якобы имевшей место гомосексуальной подоплеке событий мы даже не будем рассматривать ввиду ее полной абсурдности; нужно совершенно не знать Вагнера, чтобы брать во внимание подобный бред.) Так что же было в действительности?

Можно сказать, что 4 мая 1864 года встретились не просто два романтика, а два последних романтика. У них была одна цель — вернуть в пошлый мир ускользающие идеалы романтизма. Но поодиночке им это было сделать невозможно. Людвигу II нужен был духовный лидер и направляющий, а Вагнеру для осуществления эпохальной реформы, касающейся не только искусства, но и всего человечества, необходим был высокий покровитель, который содействовал бы ему в преодолении трудностей, в первую очередь материального характера. В свое время в предисловии к «Кольцу нибелунга» Вагнер в отчаянии восклицал: «Найдется ли государь, который поможет мне поставить на сцене мои произведения?» Людвиг же как раз и считал, что, поддерживая Вагнера, он исполняет свою духовную миссию по переустройству мира. Вот почему впоследствии Вагнер признавал, что «Кольцо нибелунга» и «Парсифаль» настолько же творения Людвига, насколько и его самого.

С первой же встречи Людвиг устранил между ними всякую официальность, подчеркивая тем самым, что по отношению к Вагнеру является не королем, а поклонником его таланта, помощником и, главное, другом. Вскоре он пригласил Вагнера в Хоэншвангау — должен же был композитор увидеть воочию замок своего Лоэнгрина! (До сегодняшнего дня один из наиболее знаменитых экспонатов замка, часть которого превращена в музей, — фортепьяно, на котором Вагнер играл для короля свою музыку в дни пребывания в Хоэншвангау.)

Сумел ли Вагнер оценить прекрасные порывы души молодого короля? Безусловно. Об этом свидетельствуют его письма того периода. Вообще, читая переписку Людвига II и Вагнера, невольно начинаешь с грустью думать, что понятие высокой романтической дружбы навсегда ушло из нашего мира вместе с титанами духа XIX века.

Вагнер чувствовал себя по-настоящему окрыленным. Он словно не верил — боялся поверить, — что подобное случилось с ним наяву, а не во сне, что после всех треволнений и страданий он вдруг словно попал в сказку. И требовал от всех своих корреспондентов подтверждения, что случившееся с ним происходит наяву.

Так, 4 мая 1864 года сразу же после первой встречи с Людвигом II Вагнер писал Элизе Вилле[46], своему последнему другу «из прошлой жизни»: «Я был бы самым неблагодарным человеком, если бы не поделился с Вами моим безграничным счастьем! Вы знаете, что молодой баварский король призвал меня. Сегодня меня представили ему: он так хорош и умен, так душевен и прекрасен, что, боюсь, жизнь его в обыденных условиях мира промелькнет, как мгновенный божественный сон (курсив наш. — М. З.)! Он любит меня с сердечностью и пылом первой любви. Он знает обо мне всё и понимает меня и мою душу. Он хочет, чтобы я навсегда остался возле него, работал, отдыхал, ставил на сцене свои произведения. Он хочет дать мне для этого всё, что нужно. Я должен окончить «Нибелунгов» — он намерен поставить их так, как я хочу. Я должен быть неограниченным господином самого себя, не капельмейстером; я должен быть самим собой и его другом. И это всё он понимает так же строго и точно, как если бы мы с Вами говорили на эту тему. У меня не будет никакой нужды, у меня будет всё, что необходимо, лишь бы я остался при нем. Что скажете Вы на это? Что? Слыхано ли это? Неужели это не сон? Представьте себе только, как я тронут! Мое счастье так велико, что я совсем им подавлен. Об очаровании его глаз Вы не можете иметь никакого представления! Если бы только он жил — он слишком хорош для этого мира!..»