Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света - [26]
Людвиг II предоставил в распоряжение Вагнера усадьбу Пеллет (Pellet), расположенную близ Берга. Очень любивший замок своего детства Хоэншвангау, став королем, он полюбил и Берг, где провел счастливейшие дни своей жизни. В первую очередь замок был удобен из-за близости к Мюнхену (ведь с государственной точки зрения если монарху и можно отлучаться, то в места «в пределах досягаемости» столицы). Людвиг мог удаляться сюда по первому своему желанию, тогда как переезд в Хоэншвангау, а впоследствии в Нойшванштайн и Линдерхоф сопровождался немалыми трудностями и затратами. В Берге Людвиг бывал практически постоянно, поэтому неудивительно, что сразу по приезде Вагнера в Мюнхен Людвиг поселил своего кумира именно вблизи королевского замка. Композитор жил в Пеллете с 14 мая по 7 октября 1864 года.
Двадцатого мая 1864 года Вагнер писал еще одному своему другу, великому певцу Людвигу Шнорру[47]: «Дорогой Шнорр! Поверьте мне, мой идеал нашел свое воплощение. Нельзя себе и представить чего-либо более прекрасного, более совершенного… Юный король, весь проникнутый духовностью, человек с глубокою душою и невероятной сердечностью, открыто, пред всеми, признаёт меня своим единственным, настоящим наставником! (Здесь и далее курсив наш. — М. З.) Он знает мои музыкальные драмы и литературные работы. Кажется, никто не может сравниться с ним в этом отношении. Он является моим учеником в такой мере, как, может быть, никто другой, и чувствует себя призванным осуществить веемой планы, какие только могут быть осуществлены человеческими усилиями. К тому же он обладает всей полнотой королевской власти. Над ним нет опекуна, он не подчиняется ничьему влиянию и так серьезно и уверенно ведет правительственные дела, что все видят и чувствуют в нем настоящего короля. То, что я нашел в нем, нельзя выразить словами. И увлекательная прелесть наших ежедневных встреч всё больше и больше убеждает меня в том, что судьба сотворила для меня невероятное чудо. Итак, относительно всего этого — ни тени сомнения. У меня нет никаких титулов, никакой должности, никаких обязательств. Я только Рихард Вагнер. Король вполне разделяет мое презрение к театру, особенно к опере. Как и я, он знает, что только выдающиеся постановки могут изменить к лучшему общее положение вещей. И заняться этим делом при таких благоприятных обстоятельствах зависит всецело и исключительно от меня. Поэтому мы разработали план совершенной, по возможности, инсценировки «Тристана». Назначить день этой постановки мы предоставляем Вам…»>{46}
Из Пеллета Вагнер писал пианистке Марии Мухановой-Калержи[48]: «В моей жизни произошел совершенно неожиданный, невероятно прекрасный поворот. Я погибал. Все попытки вырваться из печального положения кончались неудачно. Какая-то странная, почти демонская сила разрушала всё, что я ни задумывал. Я принял решение скрыться от мира и отказаться в будущем от всяких художественно-артистических планов. В те дни, когда во мне назревало такое решение, молодой баварский король, только что вступивший на престол, велел искать меня там, где я в этот момент не находился. Наконец, посланный короля нашел меня в Штутгарте и привез к нему. Что мне сказать Вам? То, о чем я даже в мечтах и помыслить не мог, то единственное, что могло спасти меня, стало реальной правдой. Я свободен, я могу обрабатывать свои художественные произведения, могу творить и думать о совершенных сценических постановках. Опять я приступил к «Нибелунгам», к осуществлению всего моего плана. В этом чудесном юноше мое искусство нашло свое живое воплощение: он — «мое отечество, моя родина, мое счастье»!»>{47}
А вот письмо, адресованное Элизе Вилле, от 26 мая 1864 года: «…Я живу в десяти минутах езды от него… Восхитительное общение! Никогда еще не приходилось мне встречать в такой чудной непосредственности подобное стремление поучаться, подобную способность понимать и горячо переживать усвоенное… Всё, что мы оба глубоко презираем, идет своим путем, далеко от нас. Мы не считаемся ни с чем. Мое необычайное влияние на душу короля может привести только к добру, а никак не ко злу. С каждым днем всё в нас и кругом нас становится прекраснее и лучше (курсив наш. — М. З.)»>{48}.
Что касается «влияния на душу короля», оговоримся сразу: одним из самых распространенных обвинений в адрес Вагнера, которого даже называли «злым духом короля», было как раз то, что он, используя свое неограниченное влияние на Людвига II, вмешивался в политические дела государства, и оно не соответствует действительности. Во-первых, Вагнер к тому времени был уже очень далек от политики, времена его бурной «революционной» молодости миновали. Если же он и заговаривал с королем о каких-то политических моментах, тот, как отмечают большинство мемуаристов, начинал нарочито громко насвистывать и смотреть в окно, словно уносясь мыслью куда-то далеко. Во-вторых, Людвиг II, опять же вопреки распространенному мнению, был слишком самостоятельным в государственных вопросах и никого не допускал к их решению. К тому времени он уже стал королем в полном смысле слова. Кстати, тот же Вагнер отмечает: «…один из близких друзей короля уверял меня, что он бывает строг и непреклонен в государственных делах, чтобы не позволить себе поддаться чьему-либо влиянию, отстаивая для себя полную свободу»
