Людовик XIV и его век. Часть вторая - [39]

Так что у г-жи Скаррон были две близкие подруги: распутная Нинон и добродетельная г-жа де Севинье.

Репутация неоспоримого целомудрия и бесспорной красоты открывали г-же Скаррон все двери. Многочисленные ходатайства, предпринятые ею для того, чтобы мужа не выслали из Парижа, позволили увидеть достоинства этой молодой женщины, проявлявшей такую самоотверженность: очарование в беседе и деликатность в просьбе. Маркизы де Ришелье, де Вилларсо и д’Альбре приняли в ней участие, и в конце концов она добилась того, о чем ходатайствовала: мужу было позволено остаться в столице. Как только это разрешение было получено, дом Скаррона, как и прежде, и даже еще в большей степени, чем прежде, стал местом собрания всего утонченного общества.

Впрочем, внутри королевства все успокоилось. Да, в стороне Нидерландов, где укрылся принц де Конде, на горизонте виднелось грозовое облачко, но кардинал де Рец был арестован и содержался под надежной охраной в Венсенском замке; поредевший Парламент присмирел; принцесса де Конде вместе с сыном покинула Бордо и присоединилась к мужу; принц де Конти продолжал оставаться в своем имении Гранж; герцогиня де Лонгвиль, возвращаясь к мужу, оставшемуся спокойным и смирным среди последних смут, остановилась в Мулене, у своей родственницы, аббатисы монастыря дочерей Святой Марии. Эта аббатиса была вдовой герцога де Монморанси, которого обезглавили в Тулузе по приказу Ришелье и смерть которого заставила в свое время г-жу де Лонгвиль пролить столько слез, когда весть об этой беде обрушилась на нее посреди ее беззаботной юности. В этом тихом убежище, у подножия алтаря, где неутешная вдова столько плакала, в разгар мирского шума, который, возможно, еще слишком заботил ее, г-жа де Лонгвиль начала свое долгое возвращение к Богу, которое во всех подробностях сохранил для нас Вильфор в своем «Подлинном жизнеописании Анны Женевьевы де Бурбон, герцогини де Лонгвиль».

Тем временем любовник прекрасной кающейся грешницы, принц де Марсийяк, ставший герцогом де Ларошфуко после смерти своего отца и питавший отвращение к гражданской войне после двух полученных им ран — одной при Бри-Конт-Робере, в первую Фронду, когда он сражался против Конде, и другой у ворот Сент-Антуан, во вторую Фронду, когда он сражался за него, — выздоравливал, как мы уже говорили, в Дамвилье. Уединение и потеря крови произвели благотворное действие на автора «Максим», и, раскаявшись почти так же, как г-жа де Лонгвиль, он желал теперь только одного — примириться с двором, чтобы иметь возможность сочетать браком своего сына, принца де Марсийяка, с мадемуазель де Ла Рош-Гийон, единственной наследницей Дюплесси-Лианкуров.

С целью достичь такого союза герцог де Ларошфуко послал беззаветно преданного ему Гурвиля[7] в Брюссель просить у принца де Конде согласия на этот брак. Но, поскольку Гурвиль был очень заметной фигурой в событиях Фронды и незадолго до этого похитил директора почт Бюрена, который обрел свободу лишь за выкуп в сорок тысяч экю, Мазарини не спускал с него глаз и, узнав, что тот на короткое время приехал в Париж, поклялся его оттуда не выпустить. Гурвилю стало известно, что он попал в ловушку, но, будучи человеком находчивым, он решил смело идти навстречу опасности и, в то время как Мазарини пустил на его поиски всю полицию, обратился к нему с просьбой об аудиенции. Мазарини согласился, и Гурвиль, вместо того чтобы быть приведенным к министру как преступник, явился к нему как посланник.

Мазарини был прежде всего человеком умным: он понял, что тем, кто придумал подобную уловку, чтобы выкрутиться из трудного положения, пренебрегать не следует. Он принял его, выслушал, оценил всю пользу, какую можно было извлечь из этого ловкого и неустрашимого агента, сделал ему предложения, которые были приняты, и тотчас же принял его на свою службу. Эта аудиенция повлекла за собой примирение герцога де Ларошфуко с двором и полное умиротворение Гиени. Наконец, 24 июля 1653 года при посредничестве Гурвиля был официально подписан мир между Мазарини и городом Бордо.

И вот тогда, успокоившись в отношении внутренних дел и не очень тревожась по поводу дел внешних, Мазарини начал всерьез заниматься упрочением положения своей семьи и обратил взгляд на принца де Конти, намереваясь женить его на одной из своих племянниц.

Момент был выбран благоприятный: принц де Конти, перехватив письмо брата, в котором тот приказывал своим офицерам делать вид, будто они подчиняются принцу де Конти, но подчиняться, на самом деле, только графу де Маршену, рассорился с Конде и ничего теперь так не хотел, как помириться с двором. Так что нужен был человек, пользовавшийся доверием у принца де Конти, и тут вспомнили о Сарразене.

Жан Франсуа Сарразен, известный в истории французской литературы как один из остроумцев XVII века, происходил из Нормандии. Он приехал в Париж в то время, когда там блистали жеманницы, был рекомендован мадемуазель Поле и понравился ей; она ввела его в общество, представляя как человека из благородной семьи, хотя его отец был всего лишь нахлебником государственного казначея Фуко, женившимся на его экономке. Вскоре Сарразену подвернулся случай быть представленным коадъютору, и, став одним из самых усердных его льстецов, он был рекомендован им принцу де Конти, который по этой рекомендации взял его в качестве секретаря.