Людовик XIV и его век. Часть вторая - [28]

При первом же слухе об этой ссоре герцог Орлеанский и принц де Конде заставили герцога Немурского дать слово, что в течение суток он не будет ничего предпринимать против г-на де Бофора. Что же касается г-на де Бофора, то в отношении него беспокойства не было, так как все в один голос говорили, что в их споре он проявил ровно столько же терпения, сколько герцог Немурский выказал ожесточения.

Однако герцог Немурский, вне всякого сомнения, сделал какую-то мысленную оговорку, позволившую ему нарушить данное слово, ибо, обретя свободу действий, он тотчас же стал искать своего шурина. Найти его не составляло никакого труда, ибо это был самый известный и самый шумный человек в Париже, оставлявший везде, где бы он ни появлялся, следы своего появления. Так что герцогу Немурскому стало известно, что г-н де Бофор прогуливается в саду Тюильри вместе с четырьмя или пятью дворянами из числа своих друзей, и он немедленно отправился туда, чтобы встретиться с ним.

И в самом деле, стоило ему прийти в сад, как он увидел г-на де Бофора с четырьмя его друзьями: г-ном де Бюри, г-ном де Ри, Брийе и Эрикуром. Герцог Немурский направился прямо к нему и вызвал его на дуэль.

Господин де Бофор остался совершенно спокоен и нисколько не рассердился на герцога Немурского, поэтому он сделал все возможное, чтобы избежать этой дуэли, сославшись на то, что не может покинуть друзей и лучше будет перенести это дело на другой день. Но герцог Немурский в ответ заявил, повысив голос, что это нисколько не помешает поединку и что, напротив, он приведет сейчас же равное число своих собственных друзей, и, таким образом, составится полная партия. После этого не оставалось уже никакой возможности уладить ссору, ибо друзья г-на де Бофора, видя, что им бросили вызов, сочли делом чести ответить на него и заявили, что, дабы не откладывать бой, они отправляются на Конный рынок и будут ждать там герцога Немурского и его секундантов.

К несчастью, вернувшись к себе домой, герцог Немурский нашел нужное ему число дворян: это были молодые сеньоры — г-н де Виллар, шевалье де Ла Шез, Кампан и Люзерш. Они согласились принять участие в дуэли и тотчас отправились туда, где их ждали.

Герцог Немурский принес с собой шпаги и пистолеты и, чтобы не терять времени, заранее зарядил пистолеты. И потому, пока секунданты разбирались между собой и каждый из них выбирал себе противника, он подошел к г-ну де Бофору с намерением немедленно начать дуэль, однако тот вновь попытался решить дело миром.

— Дорогой брат! — сказал он. — Стыдно нам так горячиться, останемся лучше добрыми друзьями и забудем прошлое!

Но герцог Немурский бросил заряженный пистолет к ногам г-на де Бофора и, отступив на надлежащее расстояние, крикнул:

— Нет, мерзавец! Надо, чтобы или я тебя убил, или ты меня!

С этими словами он спустил курок своего пистолета, а затем, видя, что противник остался невредим, ринулся на него со шпагой в руке. Отступить было невозможно: г-н де Бофор подобрал с земли пистолет и выстрелил, почти не целясь; герцог Немурский упал, сраженный тремя пулями, которыми был заряжен пистолет.

Несколько человек, гулявших в саду Вандомского дворца, который находился совсем близко, бросились на шум, в том числе и аббат де Сен-Спир. Он устремился к раненому, но тот успел лишь прошептать «Иисус! Мария!», после чего сжал аббату руку и испустил дух.

В это время трое секундантов г-на де Бофора упали, тяжело раненные: это были граф де Бюри, г-н де Ри и Эрикур. Граф де Бюри в итоге поправился, а г-н де Ри и Эрикур умерли от ран.

На другой день начался спор между принцем Тарантским, сыном герцога де Ла Тремуя, и графом де Рьё, сыном герцога д’Эльбёфа: вопрос снова стоял о первенстве. Присутствовавший при этом принц де Конде принял сторону принца Тарантского, своего близкого родственника. Во время спора граф де Рьё сделал движение, которое принц де Конде воспринял как оскорбление и дал графу пощечину. Граф немедленно ответил тем же. Принц де Конде, у которого не было при себе шпаги, схватил шпагу барона де Миженна, г-н де Рьё обнажил свою, но г-н де Роган бросился между ними и силой увел графа, которого герцог Орлеанский отправил затем в Бастилию. Принц де Конде порывался последовать за графом де Рьё, чтобы потребовать от него удовлетворения, но все присутствующие уверяли принца, что он получил удар кулаком, а не пощечину. Принц де Конде долго сопротивлялся, но затем, рассудив, что не раз выказанная им храбрость ставит его выше всех оскорблений, смилостивился и в тот же вечер, входя к мадемуазель де Монпансье, сказал:

— Мадемуазель! Клянусь вам, вы видите человека, которого побили сегодня впервые в его жизни!

Подобное едва не случилось и в первую Фронду и было остановлено лишь шуткой президента Бельевра. Герцог де Бофор, встретив в герцоге д’Эльбёфе сопротивление своим замыслам, вышел из себя и, отыскивая средство добиться своей цели, воскликнул:

— Как вы думаете, если я дам господину д’Эльбёфу пощечину, не изменит ли это вида наших дел?

— Нет, монсеньор, — ответил президент Бельевр, — я думаю, что это изменит лишь вид господина д’Эльбёфа!