Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [176]
Эту статью я включаю в цикл интереснейшей и глубоко актуальной дискуссии, возникшей на полосах «Нашей страны» о русском интеллигенте и даже за пределами этих полос, т. к. спор о «кроликах» и «морло-ках» есть лишь расширение той же самой темы.
Каково же на самом деле интеллектуальное ядро российского народа в его современном состоянии? Что представляет собой современное подсоветское студенчество, молодые работники производства, культуры во всех видах и формах, писатели, вузовцы, врачи, ветеринары, конструкторы и пр. и пр. «Светил», «гениев», подобных Менделееву, Павлову, Чехову я не рассматриваю. Они живут не в этой плоскости. Они индивидуальны, и их появление – феномен, выходящий из общего уровня. А вот каковы эти интеллигенты среднего уровня, которые фактически и составляют творческое ядро жизни нации? Как выглядит переживаемый ими в настоящее время процесс развития личности, и по какому руслу он устремляется?
Вот Н. Иванов в своей статье «Каковы же советские студенты?»[223]утверждает, что современное подсоветское русское студенчество развивается в сторону своеобразной «аристократизации», т. е., что советские ВУЗы в настоящее время все более и более заполняются детьми советских сановников и верхних слоев совслужащих, вытесняющих оттуда детей колхозников и рабочих. Иначе говоря, создается новая, оторванная от национально-народной жизни интеллигентская каста, новые рудины, новые чеховские лишние люди или, попросту говоря, бездельники, живущие за чужой счет и бесстыдно эксплуатирующие производительные силы и труд нации. В качестве аргументов Н. Иванов приводит несколько показателей, взятых им из предвоенных лет, т. е. тех же лет, когда в подсоветской России был и я, тех лет, когда я видел там уже в достаточной мере оформившийся тип нового русского среднего интеллигента, стойко выполнявшего надлежащую ему интеллектуальную работу и вместе с тем не порывавшего с породившей его средой – с колхозом и производством. Этот тип был тогда уже достаточно ясен и приведенный мною пример – один из множества. Я возражаю Н. Иванову и утверждаю, что новый русский интеллигент народен и аргументы И. Иванова более чем сомнительны – они ошибочны, поверхностны.
Но ведь и прежде интеллигенты стремились к слиянию с народом и даже «ходили в народ», ответят мне вероятные оппоненты.
Обращаюсь за справкой снова к И. С. Тургеневу, на этот раз к его роману «Новь». Перечтите его, господа вероятные оппоненты, и вы увидите, каким жалким анекдотом было это «хождение в народ», а мои современники пусть пороются в своей памяти и вспомнят множество примеров из прошлого, когда адвокаты, врачи или просто чиновники, выходцы из крестьянских семей (каких было немало), надев пиджак и пенснэ, начисто порывали с породившей их средой… В лучшем случае отделывались посылкой десятирублевки своим деревенским родителям. Кастовый интеллигент российского прошлого, добившись зачисления в эту касту, – для чего «прогрессивность» была необходима, – рвал все связи с народом, его национальной жизнью. К этому обязывала его та же «прогрессивность».
В природе нет ничего абсолютно белого и нет ничего абсолютно черного. Следовательно, даже революция имеет какие-то свои достижения без кавычек. Их мало. Очень мало. Но думаю, что одним из главных этих достижений является «смерть Рудина», полная ликвидация чеховского «лишнего человека», не умевшего и не хотевшего работать, о чем не раз говорил Антон Павлович. В зверином быту торжествующего социализма этот тип попросту вымер, меньшею частью – в концлагерях, большею частью – от своей неприспособленности к борьбе за существование. Произошел естественный отбор сильнейших и работоспособнейших. В ходе жизни великой нации вырабатывается ее новое интеллектуальное ядро, т. е. новый русский, российский, пока еще подсоветский интеллигент. Его точного портрета мы нарисовать пока еще не можем, т. к. не видим его полностью, но отмечаем лишь некоторые черты. Главная из них – действительность, претворение интеллектуального творчества в реальность. Да, от предреволюционного российского интеллигента он разнится во многом. Он не универсален, но специализирован в своем интеллектуальном развитии. Он «ограничен» с точки зрения русской интеллигенции 1914 г. В силу этого, пережиткам тех лет он кажется недостойным высокого звания интеллигента. Но он умеет «забить гвоздь» и забивает его с толком, как надо и туда, куда надо по ходу его специальной работы. Он умеет приспосабливаться даже к самым каторжным условиям и конструировать даже на этой каторге жизнь своей семьи – первичной ячейки государства. Подтверждение этому мы можем видеть даже в протекающей перед нашими глазами жизни новой эмиграции, которая, вырываясь из-за проволоки ировских лагерей, быстро находит свое место под солнцем в совершенно новых и незнакомых ей условиях. Мы можем видеть, что и здесь, в этих новых условиях, эта докатившаяся до свободного мира волна уже выделяет свою элиту, своих интеллектуалов во всех областях культуры. Примеров приводить не стоит, их найдет каждый в лично ему видимом.
