Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [135]
Недоверие народов к современным формам демократической государственности характерно не для одного лишь Востока. Возникновение множества диктатур и жизненность некоторых из них показывают, что это движение всемирно; повсеместные же проявления коррупции демократических правительств свидетельствуют о том же негативно. Так, например, 19 правительств четвертой республики свободнейшей из демократий – Франции, их чехарда явно показывает, что ни одному из этих правительств народ не доверял и что самым жизненным из них было наиболее близкое к диктатуре правительство генерала Де Голля, продержавшееся все же около полутора лет.
Это недоверие имеет крепкие корни в недавнем, прошедшем на наших глазах отрезке мировой истории, начатом полной победой демократий над монархиями, Версальским миром. Что произошло дальше? Европа была перемежевана на самых безупречных демократических основах. Традиционно сложившиеся государственные образования были раздроблены, и в результате настал хаос, приведший к трагедии Второй мировой войны. В течение ее и вслед за нею народы польский, латвийский, литовский, эстонский, финляндский, румынский, болгарский, сербский, хорватский, албанский, чешский, словацкий и другие были выданы на растерзание сначала социализму гитлеровского образца, потом социализму сталинскому. Последние события в Восточной Германии, Чехии и Польше достаточно ясно характеризуют отношение этих народов к социалистической государственности и истинное направление их воли. Приведенный краткий перечень судеб этих народов вполне оправдывает вотум недоверия к демократическим образцам, выраженный корейцами.
Вопрос о доверии демократическим правительствам западного, пока еще свободного (хотя и не вполне) от социалистического тоталитаризма мира стоит перед нами, российскими национально мыслящими эмигрантами, не только остро, но глубоко трагично. Шекспировская формула «быть или не быть» полностью применима не только к нам, горсти эмигрантов, но ко всей России. Не мы, но она, ее двухсотмиллионный народ, имеет целый ряд причин голосовать «против». Предательство национальной России на Версальском майдане, бесстыдное использование демократиями ее трагедии в своих узко эгоистических интересах; смертный приговор Белому движению – первому акту борьбы русского народа с большевизмом, – вынесенный вождями западных демократий; «торговля с людоедами», не только укрепившая властвование социалистических хищников над российским народом, но в некоторых случая буквально спасавшая их власть; спасение сталинской тирании при помощи лэндлиза; выдача на смерть участников Русского Освободительного Движения…
Ведь не только мы, горсть эмигрантов, но и он, двухсотмиллионный российский народ, в липе его антикоммунистического актива, все это знает и в достаточной мере оценивает.
А что говорит ему современность? «Там» умеют находить правильную оценку ее даже между строк передовиц «Правды» и «Известий». Современный русский подсоветский антикоммунист узнает из этих крупиц о стремлении Черчилля во что бы то ни стало укрепить дружбу демократий со сталинскими последышами, иначе говоря, урвать свою долю барышей с торговли потом и кровью российского народа; узнает о полном бессилии демократических правительств Франции и Италии в их борьбе даже с собственными коммунистами, бессилии, обусловленном именно основами демократического порядка; узнает о националистических и вместе с тем антидемократических движениях народов Востока. Узнает и о провалах попыток организации антикоммунистической борьбы, предпринятых из-за океана, как например, водотолчение в создании
Европейской армии, Европейского парламента, Европейского экономического соглашения о стали и угле… Все это он знает. Может ли он испытывать доверие к демократическим принципам?
Берега Северной Америки для него, так же как и для нас, покрыты густым туманом. Родилась ли там твердая, непреклонная воля к борьбе с агрессией социалистического тоталитаризма или там так же, как и при Трумэне, топчутся на месте? Этого он не знает, как не знаем этого и мы. А ведь наличие этой воли имеет для него основное значение для решения вопроса, с кем стать, с кем идти по своему историческому пути. Не знает он и другого, чрезвычайно важного для него условия предстоящей борьбы: поведет ли эта борьба к подлинному его раскрепощению, к утверждению его исторически выраженной воли, воли к Всероссийскому народному единству или к расчленительному эксперименту, проведенному уже на его глазах в Европе, результаты которого ему ясны. Не знает и еще одного: даст ли ему освобождение от социалистической тирании возможность самобытного государственного строительства – Всенародное Всероссийское Самодержавие или ему придется лишь сменить ортодоксально социалистические оковы на коррупционно демократический хаос и экономическое порабощение.
